Махо-сёдзё — поджанр сёдзё, где главный персонаж — девочка или молодая девушка (или же целая команда таковых), обладающая некими сверхъестественными способностями и использующая их для борьбы со злом, защиты Земли, слабых и т. п.
Автор:глюцифер Бета: Rorupan Название: Клуб анонимных сексоголиков Фендом:Shingeki no Kyojin Дисклеймер: Хадзимэ Исаяма Пейринг: Леви/Эрен, Эрвин/Эрен, Эрвин/Леви. Также Райнер/Эрен, Эрен/ОЖП, Микаса|Эрен, Эрен/Марко, etc. Жанр: Гет, Слэш (яой), Романтика, Юмор, Повседневность, POV, AU, Учебные заведения, Любовь/Ненависть Рейтинг: NC-17 Размер: Миди Статус: в поцессе Размещение: с разрешения автора Предупреждения: OOC, Насилие, Нецензурная лексика, ОМП, ОЖП От автора: В шапке логичнее было бы указать пейринг куча народу/Эрен и Эрен/куча народу. Я не знаю, под какими спайсами была, когда придумала и написала это. Трэш, угар, содомия, беспорядочные половые связи. Лучше всего читать под дискографию Arctic Monkeys. Описание: Здорово, неудачники. Я - Эрен Йегер, а этот угрюмый коротышка - мой новый напарник Леви Аккерман, и сегодня мы будем мстить бывшим. Коварно мстить.В пятницу я целый день как на иголках. Вечером — выставка, после ланча была пересдача темы по полит.экономике, а еще меня гнетет тот факт, что я ничего не рассказал Леви. Да, я малодушный дурак, претендующий на то, что мне не принадлежит. Но, выбирая между увещеваниями совести и попыткой унять острое ощущение тревоги, я остановился на последнем. Поэтому молчу, наслаждаясь возможностью расхаживать с Аккерманом по коридорам в обнимку и таскать пудинги с подносов зазевавшихся сокурсников.
Кстати, устный зачет я сдал на пятерку. Декан задавал каверзные вопросы, спорил с членами комиссии по поводу оценки, но он один, а их — трое, поэтому решение оставалось за объективными преподавателями. Аудиторию я покинул с чувством выполненного долга и отправился на поиски Леви.
Он обнаруживается в самом безлюдном уголке колледжа — на крыше. На высоте пятого этажа чертовски холодно, дует пронизывающий до костей ветер, а далеко внизу гудят, проносясь мимо, автомобили. Аккерман просто обожает торчать здесь часами, попивая дешевый, но крепкий кофе из автомата и листая очередную книжку.
В этот раз я застаю его у самой кромки крыши. Леви стоит ко мне спиной, расслабленно облокотившись на невысокую стальную ограду, и выдыхает тонкие колечки табачного дыма в белесое осеннее небо. Я подхожу ближе, и он узнает меня по шагам. Даже не оборачивается — просто протягивает пачку сигарет через плечо. Курить не очень-то хочется, но с ним это уже ритуал.
— В Анкоридже в конце октября уже снег повсюду, — ему никогда не надоедает жаловаться на местный климат.
Когда пару дней назад Леви сказал мне, что жил на Аляске, я поверил не сразу. Отчего-то всю жизнь считал, что тамошние жители носят унты, инуитские шубы с меховыми капюшонами и ездят друг к другу в гости на собачьих упряжках, как в мультфильме «Балто». В детстве я его обожал. Воображение дало сбой, когда я попытался представить охотящегося на тюленей Аккермана в эскимосском прикиде.
— Пошли со мной на выставку, — предлагаю я уже, кажется, в сотый раз.
Наивно верю, что в сто первый меня не пошлют куда подальше. Леви устало потирает переносицу, стряхивает пепел с кончика сигареты и поворачивается ко мне.
— Чего ты привязался? Позови кого-нибудь из своих дружков или подружек. Ханну эту или кого там еще ты трахаешь.
О, Господь всемогущий! Неужели небеса сейчас обрушатся на грешную землю, и мы услышим трубу Гавриила? Аккерман на полном серьезе ревнует меня. Причем ревнует настолько, что запомнил имя девушки, которую я сам успел подзабыть. И зачем столько времени ломался?
На самом деле, я знаю, зачем. Не произвожу я впечатление надежного человека. Ветер в голове, никакого постоянства, а у Леви и так большие проблемы с доверием к людям. Хочется верить, что мое легкомыслие не оттолкнуло его не только из-за нашей сделки.
— Никого не трахаю, — как можно мягче произношу я, пододвигаясь ближе и прижимаясь плечом к его плечу. — И не собираюсь приглашать кого-то левого. Я зову с собой тебя, понимаешь?
Аккерман испытующе глядит на меня, словно пытаясь прочесть в моем ответном взгляде какой-то подтекст, но я действительно хочу весь вечер шататься по галерее вместе с ним, трещать, не затыкаясь, о каждом полотне или инсталляции и пить приторно-сладкое шампанское. Наконец, он вздыхает и страдальчески закатывает глаза. Ни дать ни взять, уставший от капризов дитяти папаша.
— Ладно, сдаюсь. Но учти, смокинг я не нацеплю.
Я, не выдержав, хохочу:
— Мы не на Титаник собираемся, вообще-то. Приходи в чем хочешь.
— То есть джинсы и свитер — оптимальный вариант? — с недоверием косится на меня.
— Поверь, большая часть этой богемы зарабатывает, как Билл Гейтс, а выглядит, как толпа бездомных, — с улыбкой заверяю я. — Ты им понравишься.
— Не бездомные, а гранж, — насмешливо поправляет Леви. — И не собираюсь я никому нравиться.
Какой чудесный намечается вечер. Я счастлив, словно отправляюсь не на очередную творческую тусовку, а на школьный выпускной.
***
— Ну а в чем скрытый смысл этой фигни? — Леви скептически разглядывает полотно три на три метра.
Вблизи — а он, как любой дилетант, подошел к картине вплотную — создается впечатление, что художник уронил на холст несколько тюбиков краски, а потом прошелся по пятнам шпателем.
— Это не фигня! — возмущаюсь я, всплескивая руками, и оттаскиваю Аккермана на середину зала. — Смотри.
Грубые рельефные мазки складываются в единое целое. Утонувшие в дымке тумана улицы Сан-Франциско кажутся настолько реальными, что я на секунду ощущаю запах сырого асфальта и мелкие капли воды на лице. Пространство оживает, обретает объем и динамику.
Всегда мечтал попробовать себя в подобном стиле.
— Ого, — Леви одобрительно кивает. — Интересно. А голые бабы тут есть или такое больше не рисуют?
Он оглядывается по сторонам с напускной скукой, потом замечает официанта с шампанским и решительно направляется к нему. Терпение, успокаиваю я себя, он же ни черта не смыслит в искусстве и предупреждал об этом. Взялся приобщать Аккермана к прекрасному — значит, нужно собрать волю в кулак и терпеть его варварские выходки.
— Ваш приятель впервые на подобном мероприятии, верно? — раздается позади.
Услышав низкий бархатный голос, я инстинктивно нацепляю самую обворожительную из всех своих фальшивых улыбок и разворачиваюсь к незнакомцу. Пожалуй, в любой другой ситуации у меня бы уже отказал верхний мозг и включился на максимум нижний. Парню передо мной лет двадцать пять на вид, у него коротко стриженные светлые волосы, охренительного рельефа руки, а под дурацкой футболкой с вензелями из новой коллекции H&M наверняка скрывается пресс, как у Ченнинга Татума. Он потрясающ, но неуместен.
— Провожу культурный ликбез, — хмыкаю я, наблюдая за Леви, который с видом победителя жует какие-то дорогие закуски в противоположном конце помещения.
Я едва не давлюсь шампанским. Обычно люди, с которыми мне приходится договариваться по поводу участия в различных выставках и инсталляциях, выглядят, как мультяшные злодеи или как сильно располневший Ив-Сен Лоран.
Что же, в этом есть свои плюсы.
— Эрен Йегер, — рукопожатие у него крепкое и откровенно долгое. — Я…
Уверен, он говорит это каждому понравившемуся парню, умеющему держать карандаш, но ничего не могу поделать. Комплимент все-таки льстит.
— Приятно слышать это от вас, — небрежно откидываю со лба длинную челку. — Похвала профессионала дорогого стоит.
— О нет, — тихо смеется Браун. — Я скорее любитель. Мое истинное призвание — театр.
— Вы актер? Я действительно удивлен. В широком кругу моих знакомых нет никого, связанного с театральными подмостками, поэтому мне становится в разы любопытнее.
— Работаю в «Пиквике», — с излишней скромностью отзывается он.
Мы вдохновенно треплемся о новых постановках, о недавнем бродвейском шоу и каких-то его знакомых с довольно странными именами. Помимо притягательной внешности, ничего особенного в Райнере нет: старший сын успешного бизнесмена, так сказать, неудавшийся проект наследника, разбрасывающийся отцовскими деньгами направо и налево. Впрочем, он — один из тех увлеченных своим делом людей, кого я бесконечно уважаю, поэтому общаться с ним весьма приятно.
Леви появляется рядом, словно черт из табакерки, окидывает Брауна своим фирменным «я убью всю твою семью» взглядом и протягивает мне стакан сока.
— Ты как последний кусок пиццы на вечеринке, — ворчит недовольно. — Только отвернулся, а кто-то уже заграбастал.
Райнер быстро оценивает ситуацию, вежливо улыбается, одними губами произносит «я позвоню» и растворяется в толпе местного бомонда.
— В чем дело? — Аккерман тыкает меня локтем под ребра. — Спугнул твою очередную жертву?
— Фиг с ним, — отмахиваюсь я. — Лучше скажи, как тебе? Нравится?
— Нашел твою мазню, — нарочито снисходительным тоном сообщает Леви. — По сравнению со всеми шедеврами, что мне пришлось увидеть, это весьма недурно.
Похвала профессионала — ничто по сравнению с похвалой от Аккермана, которого вечно что-то не устраивает. И пускай он смыслит в живописи столько же, сколько я — в генной инженерии, его мнение на самом деле волнует меня.
Исключительно его мнение.
— А, еще кое-что, — голос Аккермана отчего-то звучит глухо; он упрямо отводит взгляд, смотрит куда угодно — на праздношатающуюся публику, на официантов и в окно, — но только не на меня. — Мне звонил Эрвин. Хочет встретиться.
Охота сказать банальное «что-то внутри оборвалось», но ощущение давящего ничего, накрывающего меня с головой, проникающего под кожу и обжигающего холодом, не описать словами. Словно меня разом вышвырнуло в открытый космос, и воздух высасывает из легких, а кругом — минус пятьсот девятнадцать градусов по Фаренгейту.
— Хорошо, — я залпом осушаю стакан и вспоминаю, что сок, увы, безалкогольный. — Твоя затея вышла не такой провальной, как казалось. Сделке конец?
Он вдруг кладет руку мне на плечо и усмехается краем губ.
— Идем, покажу тебе одно славное место.
Я покорно плетусь за Леви, когда он выталкивает меня из многолюдного шумного зала, увлекает вниз по лестнице, а затем — к ближайшей станции пригородных поездов. В последний момент мы заскакиваем в пустующий вагон, перемахивая через турникеты, и плюхаемся на самые дальние места. Аккерман гневно зыркает на меня, когда я намереваюсь сложить ноги на спинку сидения впереди, поэтому приходится вести себя прилично.
Никто не обращает на нас внимания. Пассажиров почти нет, лишь через проход от нас дремлет некий асоциальный элемент в канареечно-желтой куртке. Поезд трогается с места, и я приникаю к холодному стеклу.
Город все дальше и дальше. Ползет за окном вагона змейкой золотистых огней. Маленький и ничего не значащий город со всеми его отморозками, небоскребами и проблемами.
Когда мы выходим из поезда на конечной остановке и идем прямо через поле — вперед, к обрыву, что виднеется в двух шагах, — я неожиданно замечаю, что воздух пахнет иначе. Терпкое — это сухая трава и полынь, сладкое — влажная после дождя земля, соленое — океан. Он плещется под ногами, у кромки утеса: шуршит, накатываясь на влажно блестящие камни, и урчит, ворочая гальку на дне. Леви достает из кармана куртки смятую пачку Marlboro, протягивает мне сигарету, сам вылавливает оставшуюся зубами и щелкает зажигалкой. Мы прикуриваем от трепещущего, затухающего огонька, одновременно затягиваемся.
Я запрокидываю голову и открываю глаза. Нет, не так — открываю глаза. Словно все это время их застилала туманная пелена, а теперь она, наконец, исчезла.
И надо мной — целая Вселенная. Звезд так много, и они такие яркие, что мне кажется, будто небо вот-вот обрушится прямо на меня, на океан и на политый дождем луг, расколется на мириады сверкающих холодных осколков и затопит все кругом этим колючим зыбким светом. Мне нечем дышать. Этой бесконечности, прохладной и живой, слишком много, а мне так хочется жадно глотнуть ее, опаляя горло, отпечатать на внутренней стороне век.
Сердце заходится сумасшедшим стуком. Бархатная темно-синяя высь дрожит в отражении водной глади. На гребнях волн вспыхивают и угасают искры, и я не могу понять, отблески ли это звезд или тлеющий пепел сигарет. Со мной никогда не происходило ничего прекраснее.
— Офигенно, — выдыхаю я чуть слышно.
К черту возвышенные слова, к черту литературный язык и сотни прочитанных книг — ничего не имеет значения, кроме этого момента. И в голову мне приходит именно просторечное, глупое «офигенно», потому что именно это я и чувствую.
Леви смотрит мне в глаза, не моргая. Не знаю, есть ли на какой-нибудь далекой планете океаны из серебра, но два таких я только что открыл. Снова ощущение, словно лечу в бездну. Все внутренности будто насаживают на крючок, а потом резко дергают за леску, и внутри остается звонкая пустота.
Аккерман не отводит взгляд. Я набираю скорость.
— Хорошо, что ты здесь со мной, - его голос сливается с приглушенным рокотом прибоя.
— Хорошо, что ты со мной, — несуществующий ветер свистит в ушах, нещадно бьет в лицо; если бы у этой пропасти было дно, от меня бы давно осталась одна пыль. — Плевать, где именно.
— Послушай, Эрен…
Я не хочу ничего слушать. Хватит, надоело. Он нужен мне, прямо сейчас, весь целиком, поэтому я дергаю Леви за ворот куртки и прижимаюсь к его обветренным теплым губам. Голова идет кругом от горечи сигарет и едва уловимого мятного привкуса, от того, как Аккерман рвано выдыхает, упираясь ладонями мне в грудь, но не отталкивает целых две долгих секунды.
И меня начинает мелко потряхивать просто потому, что это он. Леви, которого я знаю уже больше месяца, который бесил меня до багровых пятен перед глазами и который снится мне едва ли не каждую ночь — с мокрыми после душа волосами, томным взглядом и низким хрипловатым голосом.
Он вдруг выкручивается из моих рук, вытирает губы тыльной стороной ладони и широким быстрым шагом направляется обратно к станции. Молча. Даже не прощается. Я так и стою у обрыва, растерянно глядя ему вслед.
Идиот ли я? Безусловно.
Категория: Гет | Добавил: Ohiko (03.12.2016)
| Автор: глюцифер
