Название: Servāre значит оберегать
Глава 5.
Автор: Ellfella
Бета: Бестия-кицунэ
Гамма: Nnatta
Фэндом: Naruto
Дисклеймер: Все Кисимото.
Пейринг: Neji/Hinata, остальные намеками
Рейтинг: PG-13
Жанр: мистика, романтика, angst, drama, deathfic
Размер: midi
Статус: закончен
Предупреждения: AU, ООС по желанию
Размещение: с этой шапкой и высланной мне ссылкой, а то в кошмарах сниться буду
Посвящение: Степанчук Наталочці, завдяки якій з’явилась ця історія.
Саммари: обычная история о вампирах и оборотнях.
От автора: Фик выкладывается по мере вычитки.
...Хинату
тошнит в туалете. Раз за разом выворачивает наизнанку; «Отравилась», -
решает Недзи. При мысли о том, что сводная сестра сейчас пытается
выблевать собственные кишки, он не чувствует ничего. Вырвет – пройдет.
Так было всегда. А ничего действительно вредного она съесть не могла –
Недзи проверяет еду в доме каждый день...
Недзи открыл глаза.
Увидел незнакомый потолок. Сел на диване, который послужил ему вместо
больничной койки; сон об отравившейся Хинате оставил на редкость
неприятный осадок.
Киба, сидевший рядом, в кресле, даже не
шелохнулся. Смотрел куда-то в сторону; на Наруто, понял Недзи, проследив
за взглядом вертикальных зрачков.
- Ты победил, - сказал Киба
как-то отстраненно. – Я этого не видел – госпожу Хинату уводил... Ты
отбил ее у Учихи Саске, задержал его – и остался в живых. Это многого
стоит. Он ведь – древняя кровь... С госпожой Хинатой все хорошо, можешь
не беспокоиться. А вот госпожу Ханаби мы потеряли. Господин Итачи сказал
– невелика потеря... Как ты победил его? Обратился в произвольном
порядке? Какая у тебя звероформа?
- Не знаю, - признался Недзи. – Я не... превращался. Просто...
Он
рассказал о странном голубоватом свечении, которое вдруг окружило руки,
привыкшие ломать чужие кости и наносить сокрушительные удары. О том,
как уничтожил призванную Саске шаровую молнию – «я не знал, что вампиры
способны на... магию?» – единственным ударом, и о том, как увидел
противника будто сквозь энергетический рентген: самые уязвимые места,
точки, в которых замыкается биополе.
- Никогда о таком не слышал, - признался Киба.
- Это бьякуган, - сказал Наруто, не оборачиваясь. – У Хинаты тоже...
Замолчал.
На
некоторое время в гостиной воцарилась тишина, прерываемая только
завыванием холодного зимнего ветра. Он врывался в комнату, развевая
темные занавески; за окнами был вечер. Похоже, Недзи пролежал без
сознания довольно долгое время – после того, как силы оставили его.
Оборотни молчали. Думали – каждый о своем.
Потом Недзи сказал:
- Эти ожоги... следы на его лице. Я не знал, что у вампиров остаются шрамы... не только от серебра.
-
А они и не остаются, - ответил Киба, поглядывая на Наруто. Тот не
реагировал. Стоял на балконе, смотрел куда-то вдаль, и деревянные
поручни скрипели под нечеловечески сильными пальцами. – Если только...
- Я думал, что убил его, - вдруг сказал Наруто.
Недзи
не понял, чего в его голосе было больше – сожаления или облегчения.
Недзи уже ничего не понимал – и больше не стыдился в этом признаться.
Можно прожить жизнь, можно – две или три; но ты так никогда и не
научишься понимать человека, который живет рядом с тобой...
Если это, конечно, не человек, созданный для тебя самой судьбой.
То,
что Хината больше не человек, не имело значения. Она изменилась, но
стержень, бывший в ней изначально, непостижимая и недостижимая суть,
которую Недзи чувствовал, как себя, осталась неизменной. Древняя кровь
не отравила Хинату; Хината была сильнее. Она была собой.
Хината была той, кого любил Недзи. Его сознанием. Его сердцем. Его душой.
-
Ты знал Учиху Саске раньше, верно? – спросил Недзи, предоставляя Наруто
то, что ему было нужно сильнее всего – возможность выговориться.
Наруто коротко кивнул.
А потом приступил к своему рассказу.
***
-
В детстве у меня была глупая мечта, - начал Наруто, - стать правителем
своей страны. Или великим героем... Каким, по слухам, был мой отец. А
может, и не был. Кто знает.
Но вышло иначе. Мне было двенадцать лет, когда меня укусил оборотень.
Это был необычный оборотень. Очень древний, и очень сильный, и мудрый.
И он умирал.
- Тогда как раз истребляли клан Сендзю, - сказал Киба. – Должно быть, этот оборотень служил им... и был смертельно ранен в бою.
Наруто посмотрел на Кибу отсутствующим взглядом. Он весь был там, в прошлом; вернулся к прерванному рассказу:
-
На лесной поляне, когда я корчился на траве от жгучей боли в
прокушенном предплечье, он сказал: найди себе сильного хозяина. Он так
сказал.
И умер. Рассыпался в воздухе пластами пепла; странная смерть. Но вполне подходящая для такого древнего существа.
Я до сих пор помню его красные глаза и огненно-рыжие волосы.
И
себя потом – тоже помню. Внешне ничего не изменилось, разве что
добавились какие-то нелепые рисунки на щеках. А так – глупый ребенок,
глупая мечта... Все как всегда.
Просто я стал видеть слишком хорошо и
приобрел необъяснимую, чудовищную какую-то силу. Я сразу понял, что это
нужно скрывать. Так и жил лет до восемнадцати – себя ломал. Скрывал.
Хорошо хоть, по полнолуниям не превращался – мой создатель был
достаточно силен для того, чтобы у меня не возникало такой потребности. Я
вообще очень долго не превращался, ну да об этом позже.
Тогда я не
знал: оборотни стареют раза в три медленнее людей, поэтому тот факт, что
в восемнадцать я выглядел на четырнадцать, изрядно меня тревожил. Чем
дальше, тем чаще я вспоминал странника, который однажды зашел в наше
селение. Странник был в глухом черном с красным плаще и соломенной
шляпе, которая скрывала его глаза; потом я часто думал, почему с ним в
тот раз не было слуги. А тогда я подрабатывал в трактире, где он
остановился и, помнится, изрядно удивился: к чему такая секретность?
Неужели он какой-нибудь лазутчик?
Когда странник будто случайно
столкнулся со мной в коридоре и поманил пальцем за собой, я, признаться,
подумал о нем нехорошо. Но пойти за ним – пошел; интересно же. А в
случае чего – моя тайная сила всегда со мной.
Когда мы оказались в
оплаченной им комнате, странник снял шляпу – и я увидел, что у него
красные глаза. У зрачка – ярче; ближе к белку – темнее. Как кровь,
артериальная и венозная. Мне сразу вспомнился рыжий оборотень, который
укусил меня; я невольно попятился. А странник сказал всего несколько
слов:
- Когда захочешь стать сильнее – приходи ко мне, - и добавил зачем-то: – Мир Бога Луны.
Дальше
я не помню; очнулся, только когда этого человека в нашем селении уже не
было. Я о нем потом спрашивал у наших – все только плечами пожимали.
Никто его не помнил.
Почему-то я ни капли не сомневался, что при
необходимости смогу найти этого странника. Он оставил мне что-то
такое... трудно объяснить. Это... связь, как путеводная нить – тонкая,
алая, будто кровь; я знал, что, если пойду по нити, то приду к тому
человеку.
А еще я теперь наверняка знал, что человеком он не является, как и я сам. Я даже откуда-то знал его имя: Учиха Итачи.
Так вот, когда я совсем запутался в себе и, не зная, что делать, собирался пойти по нити, я встретил его. Учиху Саске.
Я
тогда ушел из родного селения – в лес. На несколько дней. Это странно,
но в лесу я чувствовал себя почти как дома. Полноценного дома у меня
никогда не было – сирота, что поделаешь. А лес принимал меня как
равного. Тут все было – еда, удобные места для ночлега... Не исключено,
что ни по какой нити я бы не пошел. Устроился бы в лесу на постоянное
жительство, землянку бы там себе вырыл, отшельником заделался... Да,
видно, не судьба.
Думаю, Саске с первого взгляда понял, кто я. А вот
я – ничего не понял. На Учиху Итачи он был не особенно похож – слишком
много жизни. Никакой умиротворенности, ни тени покоя. Всегда в движении,
всегда к чему-то стремится... Противоречивый он был, Саске. И глаза у
него, кстати, были не красные. Нормальные глаза. Ни в жизнь не
догадаешься, что перед тобой вампир, пока клыки не выпустит.
Так
вот, мы тогда даже не познакомились. Обменялись всего парой слов. Саске
спросил, пойду ли я с ним. Я согласился. Все. Даже в селение свое не
вернулся – попрощаться там, вещички кое-какие собрать... У меня всю
прошлую жизнь будто взмахом меча перечеркнуло; был сельский дурачок –
стал сопровождающий неизвестно кого в драном плаще. Плащ у Саске,
кстати, драный был не из-за неаккуратности. Неаккуратность его бесила,
как и отсутствие хороших манер; помню, как он меня руками есть отучал.
Таких тумаков отвешивал, что я только благодаря регенерации
оборотнической и выживал.
Насчет плаща: Саске казалось, что драная
тряпка художественнее выглядит, чем обычная. Драматичнее, что ли.
Намекает на всякие там лишения и пройденные пыльные дороги... Что-то в
этом духе.
Имя Саске я узнал, наверное, через месяц после того, как
пошел вслед за ним. До этого он не считал нужным представляться. А по
прошествии месяца не то признал меня достойным доверия, не то устал
откликаться на «Эй»... и не только.
О том, что я, по идее, был
слугой Саске, я узнал уже тогда, когда пришел к Итачи. Немудрено: Саске
никогда не называл меня слугой и не требовал, чтобы я относился к нему
как к господину. Мне даже позволялось дерзить и молоть всякую чушь; в
ответ Саске молчал так высокомерно, что мне это очень быстро надоело. Я
нашел новую развлекаловку: принялся ему подражать. Вот тут его терпение
лопнуло; в один прекрасный день он заговорил, притом как! Столько
презрения в одной тираде я еще не слышал. Узнал о себе много нового;
интересно.
Когда Саске выдохся, он с какой-то радости решил
объявить, что теперь мы охотимся на нежить. Я спросил, какую нежить он
имеет в виду.
- Оборотней и вампиров, конечно, - сказал Саске. – Таких, как мы.
У меня случился культурный шок. Проще говоря, я ему не поверил.
Саске устало, измученно вздохнул:
- Придется обменяться с тобой кровью.
Конечно,
тогда я не знал, что оборотень, обменявшийся кровью с вампиром, живет
гораздо дольше; это так для красоты говорится – «обменявшийся». На самом
деле все гораздо проще; вампир режет себе вены, оборотень пьет его
кровь. И так до тех самых пор, пока вампир не окажется на грани жизни и
смерти. Тогда через его кровь оборотню начинают являться видения…
разные. В общем, это довольно неприятная процедура – как для вампира,
так и для оборотня. Не знаю, зачем она понадобилась Саске. Думаю, он мог
меня и так убедить… если бы захотел.
Но он не захотел. Предпочел
вместо этого рискнуть жизнью. Что-то он такое хотел доказать… или
показать. Я его никогда не понимал до конца, если честно. И ни единого
видения из тех, что он мне показывал, не запомнил. Меня слишком поразил
тот факт, что я, оказывается, нежить. И даже пью чужую кровь. А я-то
удивлялся, почему Саске никогда не ест ничего из раздобытой мной еды… И
еще – почему ему не бывает жарко. Оказывается, он был уже мертв, вот в
чем загвоздка…
- Есть великие кланы вампиров и оборотни, которые им
служат, - сказал Саске на следующий день после того, как обменялся со
мной кровью. Он был еще бледнее обычного и едва стоял на ногах, но от
поддержки с величавым видом отказывался. От крови пойманного мною зайца
не отказался, хотя ему этого явно было мало. Мою кровь он пить не мог.
Кровь оборотня для вампира – что помои. – Вернее, были. И есть
одичавшие, спятившие твари. На них можно охотиться… и неплохо на этом
зарабатывать. В конце концов, никто не сможет убить вампира вернее, чем
другой вампир…
Это Саске о себе тогда говорил. А я ему нужен был в
качестве страховки. Поддержки. Как-то так. Думаю, в качестве
восхищенного зрителя он все-таки кого другого прихватил бы...
Вот так
и началась наша охота на нежить, оказавшаяся действительно прибыльным
делом. Одичавших вампиров и оборотней в мире тогда было полным-полно. Не
то, что сейчас. Если я не ошибаюсь, сейчас с обращением вообще
серьезные проблемы – мутации в процессе идут, да и люди стали к
вампиризму-оборотничеству невосприимчивы. Вон, у Итачи не получилось из
Хинаты полноценную Учиху сделать… Хотя он и не особо хотел, по-моему.
Тогда
с обращением проблем особых не было. Покусал вампир кого пару раз, а
добить не добил – новый вампир готов. Про оборотней вообще молчу. Чуть
ли не в каждом селении встречались.
Нежить, которая сохранила разум в
полной мере, мы не трогали. На безумных тварей все больше охотились. Не
всегда ради денег; иногда мне казалось, что Саске нравится убивать себе
подобных. Он думал, будто становится от этого сильнее… А по мне, ему
просто делать больше было нечего. Я-то себе, как идиот со стажем,
моментально идеологическую базу составил: те, кто убивают людей ради
пищи или собственного развлечения – плохие. А мы с Саске играем роль
санитаров, которые избавляют от них человечество. Нехило так, да?
Особенно если учесть, что Саске на людей было плевать. Он их пищей
называл и использовал по назначению – правда, аккуратно. Следил, чтобы
никого не заразить.
Но это – если задуматься. А вообще – веселое было время.
Мы
с Саске в какой-то мере были равноправны – молодой оборотень и не менее
молодой вампир. Мы были… друзьями. Да, наверное, друзьями.
Вот только оседать в той деревеньке нам не стоило. Все беды из-за этого начались.
Не
помню, кому первому стукнула в голову идея перезимовать в том селении.
Может, мы решили так одновременно, не сговариваясь; зима выдалась
суровой, нужный нам перевал замело, и выехать из того населенного пункта
все равно представлялось маловозможным.
Деревня была небольшой. Как
сейчас помню – у них даже трактира не было. Сдавали комнаты и даже
дома; мы поселились в домике, который принадлежал одной девушке. Девушка
была очень красивая; я на нее один раз посмотрел – и больше не смог
отвести взгляд. Краснел, что-то мямлил, всеми силами пытался ее
задержать, а она улыбалась. И не очень-то протестовала. У нее были очень
красивые волосы – длинные, рыжеватые, тяжелые. И глаза – необычайно
яркие. Зеленые. Я еще подумал: ей бы пошло красное платье. Элегантное,
как у благородной…
Имя у нее тоже было очень красивое – Сакура.
Словом,
я влюбился с первого взгляда. До этого мне ни одна девушка так не
нравилась. Все казались какими-то… притворщицами. А она была – сердце с
перцем; но, когда надо – воплощенная нежность.
Не очень-то хочется
рассказывать о том, какие глупости я из-за нее совершал. В общем, в
течение этой зимы мне удалось добиться желаемого – Сакура ответила на
мои чувства.
Саске мой выбор не одобрил. Не то чтобы он прямо
сказал, что Сакура его не устраивает, но фыркал и всячески намекал на
одну не сильно приятную истину – мы все-таки нежить. А она – человек.
Пища. С пищей связываться – себе дороже.
Он даже спросил как-то:
- Ты хочешь, чтобы я ее обратил?
Саске
понимал – сам я никогда не рискну этого сделать; причинить боль Сакуре
было все равно что причинить боль себе… а мазохизмом я никогда не
страдал, в отличие от некоторых.
- Никогда, - ответил я. – Если ты это сделаешь… не прощу.
Саске
сузил глаза. Потом я понял, что это были не те слова; он воспринял
сказанное мной как вызов и решил доказать: никуда я от него не денусь.
Надо будет – все прощу. Даже то, что не прощают.
Ему необходимо было
самоутвердиться – как-никак, я все чаще опережал его на охоте. И вообще
вел себя не как слуга; для него это все-таки было непривычно.
Сакура
обожала нагружать меня работой: обычно я должен был помогать по
хозяйству ее пожилым соседям. Не сказать, чтобы это было особо сложно.
Времени, конечно, занимало кучу, но зато и помереть со скуки не давало.
Вот и в тот день я был у соседей Сакуры, вернулся в арендованный домик
поздно.
Саске встретил меня на пороге. И по его кривой, торжествующей улыбке я понял – наконец-то и ему удалось развеять скуку.
Предчувствуя
дурное, я ворвался в домик – и увидел ее. Сакура сидела за столом;
играла с бахромой, которая украшала скатерть. Когда я влетел в
помещение, она подняла на меня взгляд – застывший, равнодушный.
И
тогда я понял, что она мертва. Саске все-таки обратил ее. А перед этим
зачем-то обрезал ей волосы – длинные, шикарные, в которые я так любил
зарываться пальцами.
Но волосы Сакуры тревожили меня меньше всего. Она сама была мне гораздо важнее.
- Я же… – я обернулся к Саске; он стоял рядом и смотрел невозмутимо. – Я же не просил тебя делать это!
Саске пожал плечами.
- Теперь ты сможешь быть с нею вечно, - объяснил. Улыбнулся прорвавшейся улыбкой – нехорошо так. Презрительно.
Я посмотрел на Сакуру еще раз – и не узнал ее. Это была уже не она.
Не все переносят обращение одинаково. У некоторых оно проходит… с осложнениями.
Бывает, обращенные умирают.
Бывает – сходят с ума.
Сакура
меня не узнавала. Ничего не понимала; пришлось уйти из деревни в тот же
день – и с приличной скоростью, чтобы погоня не настигла. Пришлось
поить Сакуру кровью едва ли не с ложечки; она смотрела сквозь меня и все
время повторяла: Саске... Саске... Саске.
Связь между создателем и обращенным очень сильна, особенно в первое время.
А
Саске было не до Сакуры. Когда он натыкался на нее взглядом, то едва
заметно морщился – и только. И совсем не чувствовал себя виноватым.
Он ведь оказался прав – я никуда от него не делся. И простить простил, и вообще...
- На самом деле ты этого и хотел, - как-то сказал Саске. – Иначе не смог бы с ней остаться.
Я
не нашелся, что ответить. Он был прав – со своей холодной, бездушной,
нечеловеческой логикой. Он знал – для того, чтобы выжить, нужно быть
эгоистом.
А я интуитивно чувствовал – что-то здесь не так. Где то в его рассуждениях, а может, вне их – ошибка; но возразить было нечего.
Впрочем, Саске в Сакуре больше не был заинтересован. Он всецело сосредоточился на своей главной цели – убийстве брата.
Не
помню, когда я узнал, что Учиха Итачи – брат Саске. Хотя то, что они
родственники, было, в общем-то, очевидно… что-то похожее все-таки
проскальзывало.
Не помню, когда я понял, что Саске собирается убить
своего брата – отомстить ему. Ведь уничтожение великого клана Учиха было
на совести Итачи; подробностей я не знал. И не собирался никого
осуждать. Впрочем, помогать кому-то – тоже; если бы Саске узнал, что я в
любой момент могу найти Учиху Итачи и не делаю этого, он бы сильно
разозлился. Сам-то он до сих пор не отомстил главным образом потому, что
понятия не имел о местонахождении брата.
Мне было не до Саске и не
до его мести; все мое внимание поглощала Сакура. Я почти не отходил от
нее; встречал невидящий взгляд погасших глаз и слушал, как она зовет
его, час за часом: Саске... Саске... Саске.
Это был ад. Я так больше не мог. Саске смотрел на нас с Сакурой, усмехался. Ждал, пока мне надоест.
«А вот не надоест, - решил я однажды – с какой-то отчаянной, глухой злостью. – Она меня узнает».
Это решение все изменило. Я сразу стал мягче к Сакуре – принял ее. Смирился.
Как-то раз мы с Сакурой сидели у костра. Было холодно; зима. Саске, по своему обыкновению, пропадал где-то неподалеку.
Шарф
Сакуры сбился. Я знал, что ни ей, ни Саске не бывает холодно, но все
же… это было как-то неправильно. Я потянулся, чтобы поправить шарф
Сакуры – и увидел, как у нее из глаз потекла кровь.
Тогда я не знал, что вампиры так плачут. Сколько я его помнил, Саске никогда не плакал. И слезинки не пролил.
Поэтому
я очень испугался. Стал вести себя как идиот, пытался вытереть кровь, а
она все текла и текла… У Сакуры была белая шубка, очень красивая. Я
купил эту шубку на деньги, заработанные «истреблением нежити»… которой
сам являлся. Так вот, шубка – в крови. И лицо. Даже короткие волосы.
Я
понял, что ничего не могу сделать, только мешаюсь. Обнял Сакуру, прижал
к себе так, что у нее кости затрещали… А она вдруг сказала: «Наруто». И
добавила: «Люблю».
Я ушам своим не поверил. Отстранил ее; удерживая
руками за плечи, всмотрелся в ее глаза. Впервые за долгое время –
осмысленный взгляд. Впервые…
У Сакуры изо рта потекла кровь. Я
сначала не понял; подумал – это так же, как из глаз. Несерьезно. Но
потом ее взгляд начал тускнеть – стеклянный такой блеск; а мне в живот
уперлось лезвие меча.
Тогда я понял.
У Саске был меч с
серебряным лезвием – самое то для истребителя нежити; а я настолько
привык к нему, что не заметил, когда он здесь появился. Не почувствовал.
Он меч на себя потянул – хотя легко мог и меня проткнуть. Я,
помнится, тогда подумал, что Саске так и сделает. Но он не стал
почему-то. Вытер серебряное лезвие; а я все еще удерживал Сакуру. Мне
казалось: если она упадет – все. Случится что-то страшное.
Хотя куда уж страшнее.
Я чувствовал на своем лице ее кровь. Эта кровь… болела. Стягивала кожу.
Саске вернул меч в ножны. Сказал: «Да оставь ты ее. Идем».
Тогда я спросил: «Зачем?»
А он ответил: «Так же лучше, придурок. Она только мучилась. И тебя за собой тянула».
Вот
тут-то я и сорвался. Помню широко распахнутые глаза Саске; кажется, он
удивился. Едва ли не впервые в жизни. Помню, я кричал: «Не тебе решать!
Не тебе!» Говорил: «Я никогда не хотел быть таким!» Говорил: «Это не
жизнь, это смерть!» Говорил, что ему не понять и что я разорву эту
связь. А потом – только рычал. И нападал.
Тогда я впервые обратился.
Мы
вроде как дрались. И я побеждал. Когда я вышел из звероформы, Саске
лежал у моих ног. Избитый. Обездвиженный. Я ему, наверное, все кости
переломал. Очень болезненно, хоть для вампиров и не смертельно…
Я мог его убить. Даже меч нашел – далеко в стороне. И замахнулся.
Но я не сумел.
Он был моим единственным другом… как отражение.
Нужно набраться смелости, чтобы разбить свое отражение.
И тогда я пошел к Учихе Итачи.
В
ту пору Итачи защищал другой слуга, вы его уже не застали. Когда я
пришел к Итачи и начал набиваться не то в слуги, не то в воспитанники,
Кисаме – тот слуга – воспринял это как личное оскорбление. А Итачи –
ничего. Спросил только, почему я вдруг захотел стать сильнее. Я сказал,
что не могу убить Саске. Итачи ничего не ответил. Просто кивнул.
Согласился. В чем-то он действительно был похож на Саске. Например, в
том, что ни разу не отнесся ко мне как к слуге…
Мы с Кисаме еще
успели неплохо сработаться… до того, как его убил Саске. А я… мне
показалось, что на этот раз я… смог. Выходит, нет…
Наруто замолчал. Теперь – надолго.
Недзи
смотрел на него и думал: «А ведь это после «смерти» Саске Наруто
попросил Учиху Итачи о боли от серебра. Чувство вины; и не сказать, кто
был прав».
У Саске остались следы от ожогов; а шрамы Наруто не видны. Но от того – не менее болезненны.
Должно
быть, таковы и шрамы Хинаты. Не зря Учиха Саске предлагал ей
присоединиться к нему – почувствовал. А она ему отказала. Сказала, что
делит с кем-то душу…
- Нам пора, - сказал Киба. – Господин Итачи велел явиться к нему в полночь – за указаниями.
- Тогда – идем, - Наруто покинул балкон, не удосужившись закрыть за собой дверь; он выглядел иначе, чем обычно.
Нет, он не избавился от гнета прошлого – просто прошлое неожиданно ожило. Оказалось настоящим.
***
-
Наруто, Киба, Недзи, - голос Учихи Итачи, как обычно, был бесстрастен, -
направляйтесь на пустырь, где была убита Ханаби. Возьмите там след
Саске. Найдите его – и убейте. От него слишком много проблем.
Наруто ничего не сказал; в его глазах медленно растворялась тень надежды.
А Недзи понимал, почему Учиха Итачи изменил свое мнение, и мысленно с ним соглашался.
Хината. Безопасность Хинаты – превыше всего; оберегать ее.
Хотя бы из соображений эгоизма.
Только вернувшись на памятный пустырь, Недзи понял: что-то не так. В приказе Учихи Итачи был еще какой-то, скрытый смысл…
Наруто
безошибочно повернулся в сторону замка и вдруг зарычал. Что-то
почувствовал – первым; опрометью кинулся назад. Киба и Недзи последовали
за ним, но они не успевали; все-таки Наруто был древнейшим.
Недзи догадывался, что произошло; когда они с Кибой все-таки достигли замка, Недзи сказал:
- Уводи Тен-Тен. Уходите – и не возвращайтесь сюда. У вас больше нет господ.
И – поспешил во внутренний двор замка, где, похоже, шел ожесточенный бой.
***
- Я не хочу в подвал, - сказала Хината. – Я могу за себя постоять.
Итачи не стал тратить время на уговоры.
-
Мир Бога Луны, - велел он. Иллюзорный мир поглотил Хинату; там, в
созданном Итачи пространстве, она была не одна. Она снова собирала
яблоки вместе с Недзи, и ждала его с тренировок; вместе с ним смотрела
очередной найденный в Интернете фильм и готовила поздний ужин на двоих…
Только
счастливые воспоминания; Хината это заслужила, подумал Итачи. Довел ее
до подвала; Хината шла за ним сама, без сопротивления, а на губах ее
играла нежная, необычная улыбка.
Итачи открыл перед Хинатой дверь подвала – и закрыл эту дверь уже за ее спиной.
Теперь
он мог быть за нее спокоен. Открыть этот подвал можно было только
изнутри – или при помощи высшего заклинания. Изнутри Хината ничего не
откроет – она еще семьдесят два часа будет в Мире Бога Луны. К тому
времени все давно закончится… Что бы ни случилось, Хината останется
жить. И сможет основать свой клан.
В конце концов, высшие заклинания всегда были слабым местом Саске…
***
Наруто
понял, что опоздал: когда он оказался в гостиной, Итачи и Саске уже
стояли друг против друга. Их было не остановить. Ничего уже не
предотвратить; бой еще не начался, но между противниками уже протянута
тонкая нить будущей схватки.
Учиха Итачи и Учиха Саске наконец сойдутся в решающем поединке. В последнем поединке…
Наруто все же бросился вперед; и тут же замер, одновременно обездвиженный двумя вампирскими заклинаниями.
-
Не вмешивайся, - сказал Итачи. А Саске просто посмотрел – пустыми алыми
глазами. Не тем спокойным, чуть насмешливым взглядом, который до сих
пор вспоминался – наяву и во сне.
Все изменилось.
- Наруто, - сказал Итачи.
Наруто обратился в слух.
- Если Саске победит… ты будешь служить ему.
Наруто попытался возразить, но Итачи не дал ему и слова сказать.
- Он – мой брат. Последний из клана Учиха. После моей смерти ты перейдешь к нему на службу. Это приказ… слуга.
Наруто промолчал. Вспомнил почему-то Хинату – тихую, улыбчивую.
Неужели ей удалось смягчить каменное сердце Учихи Итачи?
- Делаешь все, чтобы я захотел проиграть? – Саске насмешливо посмотрел на брата. – Зачем мне такой непутевый слуга?
- Маленький глупый брат, - вздохнул Итачи.
Саске
атаковал без раздумий. Он терпеть не мог, когда его называли глупым –
должно быть, потому, что подобное мнение было небезосновательно.
***
«Что с тобой, Хината?»
- Не знаю, - отвечала она, блуждая по улицам черно-белого мира, похожего на негатив.
«Почему ты не хочешь вернуться в наши воспоминания?»
- Потому что это не все воспоминания.
«Зато в них нет ничего, что может причинить боль. Я ведь всегда причинял тебе боль, помнишь?»
-
Нет. Это я не смогла облегчить твою боль. И со своей болью тоже не
справилась – моя вина. Натали бы сказала, что я как компьютер… который
пытается перезагрузиться – и не может. Так и я – пыталась тебя
отпустить, раз за разом; но не могла. Как… как феникс, о котором ты
читал мне в детстве. Он сгорает дотла, но всегда возрождается. Так и мои
чувства… Прости. Я тебя погубила. Прости.
«Ты чувствуешь свою вину, Хината; ты страдаешь от этого. Почему ты не хочешь вернуться в то время, когда мы были счастливы?»
-
Потому что это не все наше время. Это – беспорядочные куски нашей
истории. Обрывки, не способные сложиться в цельную картину. Да, это все
было с нами… Но – не только это.
«Ты хочешь снова почувствовать боль?»
-
Боль необходима. Не познав боли, не оценишь счастье; только по боли
можно понять, что ты все еще жив. Излишняя боль – вредна; но убегать от
боли неизбежной, необходимой – зло. Будет только хуже; связи нельзя
порвать по собственной воле. Они рвутся сами… если судьба. Если же нет…
«Мы заблудились, Хината. И не увидели северное сияние».
- Это не беда. Еще не поздно вернуться на правильный путь, - сказала Хината.
И – открыла глаза, выпав из Мира Бога Луны – значительно раньше, чем планировал Учиха Итачи.
Хината больше не нуждалась в забвении.
***
- Ну что, доволен? – спросил Наруто у Саске.
Они стояли во внутреннем дворе замка; оба – безоружные.
-
Ты пришел, чтобы отомстить, - сказал Наруто с презрением. – Ты свершил
свою месть. Ну что, доволен? Понял, наконец, что просто больше ничего не
умеешь?
Саске молчал. Саске думал: «Шрамы. Ты их оставил, ты и забери. Иначе все – зря».
-
Он уничтожил свой клан. Ты уничтожил его. Преемственность на лицо. И
что теперь? Так и будешь всегда на него равняться?! Оставь его в покое,
наконец! Хотя бы сейчас… Иди своим путем!
- Наруто, - сказал Саске. – Прекращай.
Наруто замолчал. Кивнул:
- Ты прав. Поздно уже идти своим путем; все слишком далеко зашло. Ты же знаешь – я не подчиняюсь ничьим приказам…
- Да, - согласился Саске, - сразимся. Но сначала… – протянул Наруто флакон с мутноватой жидкостью.
-
Зачем? – почти растерянно поинтересовался Наруто, вертя флакон в руках.
Вспомнилось: Саске выплескивает такой же флакон в лицо Кисаме, и тот
роняет тяжелый меч; недоуменно глядит на собственную посветлевшую кожу.
Наруто не понимает; Наруто смотрит, как Саске убирает свой клинок, и в
сознании проскальзывает сумасшедшая мысль: неужели Учиха сдается?!
Саске
и не думал сдаваться; он усмехается, обнажив длинные белоснежные клыки –
и впивается в шею Кисаме зубами. Наруто не понимает: кровь слуг для
хозяев – что помои, она горчит на губах. Неужели Саске…
Наруто не
успевает завершить мысль. Натренированное тело действует будто само по
себе; он нападает. Саске легко избегает атаки, отпрянув от Кисаме.
А Кисаме падает, обливаясь кровью; яремная вена разорвана, и рана не заживает…
- Ты же хотел, - сказал Саске, вырывая Наруто из воспоминаний, - стать человеком.
- Саске, - Наруто покачал головой, - поздно. Сакура… и Итачи.
- Месть? – спросил Саске без тени иронии. Спокойно кивнул: – Понимаю.
«Покончим
с этим, Наруто. Неважно, что будет потом, станешь ты человеком или
правителем уцелевших Детей Ночи, мертвецом или живым трупом; неважно,
что останется от меня. Здесь и сейчас, чтобы не было так, как раньше –
разорвем последнюю связь».
«Покончим с этим, Саске. Кто знает, как
было тебе – преданному лучшим другом, знающему, что этот друг перешел на
службу к тому, кого ты ненавидишь больше всего? Кто знает, каково
пришлось мне – жить с мыслью, что я убил тебя собственными руками?»
- Ты предал первым, - сказал Наруто. Вытянул вперед руку со стремительно удлиняющимися ногтями: – Саске…
Меч Саске остался в замке. В Итачи.
Зато у Саске были призванные молнии.
***
-
Что здесь произошло? – вырвалось у Недзи, когда он увидел развороченный
внутренний дворик замка. Дворик и впрямь выглядел неважно; такую яму в
центре надо было еще суметь проделать. Экскаватором, небось, не меньше
суток копать.
Наруто, стоявший к Недзи спиной, покачал головой.
- Он хотел умереть, - сказал. – Не потому, что… Он просто хотел, чтобы все закончилось.
- Ты убил его? – Недзи понял, о ком идет речь.
- Он… ушел, - отозвался Наруто. – Я пойду за ним. Догоню и…
Замолчал.
- Мстят только слабые, - сказал Недзи. – Итачи знал, что ты – сильный.
Развернулся, намереваясь уйти; Наруто вдруг оказался рядом, удержал за плечо:
- Подожди. Вот, - вложил в ладонь Недзи флакон с сероватой жидкостью.
- Что это? – спросил Недзи.
- Лекарство, - ответил Наруто. – От жизни, которая как смерть.
- Почему ты сам его не выпьешь? – Недзи не стал спрашивать, откуда Наруто взял флакон.
- Потому что, - сказал Наруто, - смерть всегда прорастает новой жизнью.
В следующую секунду он исчез – древнейший.
Недзи
посмотрел на флакон в своей руке. В тусклом свете занимающегося
рассвета жидкость, которая должна была излечить от оборотничества,
казалась такой же тусклой. Серой. Бессмысленной.
Гениальность, победы, человечность – это все было пройдено. Все испытано; только много ли в нем толку, если нет самого главного?
- Amor non est medicabilis herbis*, - сказал Недзи.
И выронил флакон на камни внутреннего двора, как когда-то – бокал с шампанским.
Больше не задерживаясь, Недзи направился в замок.
Ему надо было найти Хинату.
***
Итачи
лежал, пригвожденный к полу, и смотрел в незнакомый потолок; сердце –
насквозь, и серебряное лезвие меча застряло в щели между плитами пола;
не вырваться. Не умереть. Те, в чьих жилах течет древняя кровь, умирают
долго – даже от серебра.
Хината. На лице – кровавые слезы; маленькая глупая девочка…
Я догадывался, что ты придешь.
-
Сделай это, Хината, - сказал Итачи. Говорить было легко, только где-то в
груди клокотала дурная, нежизнеспособная кровь. – Добей меня.
- Я… но…
-
Ты – единственная женщина, которую я мог бы полюбить, - сказал Итачи,
закрывая глаза. – Ты не входишь в мой клан, но связана со мной узами
сотворенного и создателя. Ты не можешь ослушаться.
Добей меня, Хината.
Что-то теплое упало Итачи на лицо, скатилось к губам.
Ее слезы; кровь. Пей, создатель, и живи вечно; я никогда не желала тебе смерти…
Но я – я уже убил тебя, Хината.
- Добей.
Хината выдернула меч – одним сильным рывком. Занесла его над Итачи и… отшатнулась.
- Нет… Нет! Я не могу...
В ее истеричные всхлипывания вплелся другой голос. Холодный и обычно
чуть насмешливый, сейчас он звучал с несомненным уважением:
- Ты действительно хочешь умереть, Учиха Итачи?
Не открывая глаз, Итачи отозвался:
- Хочу, Хьюга Недзи.
-
Хината, отвернись, - кажется, Недзи отобрал у Хинаты меч. Теперь –
наверняка; Итачи уже видел краешек желанного небытия. Он так долго
ждал... Слишком долго.
- Хьюга Недзи, обменяйся со мной кровью. Тебе
хватит одного глотка, чтобы жить почти вечно... Но взамен пообещай, -
теперь говорить стало трудно, слова выплескивались пополам с кровью, но
Итачи не обращал на это внимания. – Пообещай, что ты никогда не оставишь
Хинату.
- Я никогда не оставлю ее, - тут же отозвался Недзи, - но не потому, что так велишь ты. Я люблю ее.
Итачи
почувствовал, как губы растягиваются в улыбке. Не самое плохое
посмертное выражение лица – умиротворенная улыбка... Если бы, конечно, у
умирающего носителя древней крови могло быть это посмертное выражение.
«Маленькая глупая девочка... Надеюсь, ты будешь счастлива».
Один глоток; один точный удар.
***
- Дура, - сказал Киба. – Пошли!
- Но... Там же Недзи...
- Недзи выберется сам. Он сказал, чтобы я тебя уводил.
- А госпо...
- Нет никаких господ! – зло перебил Киба. – Мы были сами по себе. С начала. Усекла? Идем. Теперь – свободны.
- Но...
-
Ты сдохнуть хочешь?! Ну уж нет, этого я тебе не позволю! – Киба до боли
сжал запястье Тен-Тен и потащил ее за собой, не особо вслушиваясь в
протестующие вопли.
Впрочем, сопротивляться она очень быстро прекратила. Пошла сама. Поначалу часто оглядывалась на оставшийся позади замок...
Потом перестала.
***
-
Ты любила его? Поэтому плачешь? – спросил Недзи – и тут же проклял свой
язык. Хинате не до глупых вопросов – ей плохо. А он должен позаботиться
о ней.
- Любила? – Хината неловко вытерла слезы. Пальцы – в крови;
это ее кровь? Или Итачи? – Не знаю. Он был моим создателем... Мне жаль,
что он сделал такой выбор. Но это был его выбор. Он всегда... – Хината
замолчала. Продолжила: – Если бы умер ты, я бы не смогла жить дальше.
Недзи
почувствовал, что боится дышать, а Хината, похоже, ничего не заметила.
Ее слова не были признанием собственных чувств; просто – неосознанным их
выражением.
Хината никогда не считала свою любовь чем-то
неестественным и неправильным, требующим постоянных подтверждений и
самоутверждений; она принимала эту любовь как должное.
Она была
бескорыстна, но искренна в своих чувствах; и Недзи вдруг понял – он
нужен Хинате так же, как она ему. Но она не станет удерживать и неволить
его, не потребует, чтобы ради нее он отказался от своего пути; не
навяжет бесполезную, по ее мнению, поддержку... Если только он сам не
решит остаться.
Недзи понадобилось умереть, чтобы понять это.
-
Идем, - сказал он вслух. Мир вокруг светлел и приобретал новые,
невиданные ранее цвета, очищенный, возрожденный; небо, умытое зимним
утром, улыбалось; Недзи видел это. И знал, что так же видит Хината.
«Без тебя мне пусто, Хината. Будь моим смыслом».
- Да, - сказала Хината. И вложила свою ладонь в пальцы Недзи.
Начинался новый день.
Эпилог. Улыбка вечности.
На зиму озеро замерзло. Странно, подумал Недзи. Он считал, что лесные озера не замерзают.
-
Это здесь, - сказала Хината, поправляя непривычно короткие волосы. В
первый раз она обрезала их сама. Сказала – так удобнее; очень удивилась,
когда на следующий день волосы отросли снова. «Регенерация вампиров, -
сказал Недзи. – Можно мне?»
Хината разрешила. Раз, другой, третий. Говорила: «Обзавелась личным парикмахером». Шутила. Улыбалась.
В последнее время она вообще много улыбалась, а Недзи смотрел на нее и думал: стоило жить только ради этой улыбки.
-
Ты тогда видел, да? – Хината присела на корточки; потрогала лед рукой. –
Замерзло... Ну, ничего. В начале нового года всегда холоднее всего...
Еще оттает. Мы сюда еще вернемся...
- А пока – пошли в «Коноху», - предложил Недзи. – Станцуем там. Ты давно обещаешь мне настоящий танец...
- Кстати, о «Конохе»... Надо будет связаться с Натали, - Хината мечтательно улыбнулась. – Сказать ей, что у нас все хорошо...
- У нас? – спросил Недзи.
Хината улыбнулась снова. Спросила:
- Ну что, идем?
-
Погоди, у тебя воротник сбился, - Недзи потянулся к воротнику на теплой
куртке Хинаты; поправил. Увидел совсем близко лицо, больше не
краснеющее от холода; улыбающиеся губы.
Поцеловал.
- Вот теперь – идем.
Когда они вышли на трассу, шел снег.
Впереди была вечность.
Finis coronat opus.
* Нет лекарства от любви (лат.) – Овидий, «Героиды», V, 149.
