Дзёсэй — аниме или манга для женщин. Сюжет чаще всего описывает повседневную жизнь женщины, живущей в Японии. Как правило, часть повествования отводится под события из школьной жизни главной героини (именно в это время она знакомится с другими действующими лицами и происходит завязка сюжета).
Название: Servāre значит оберегать Глава 5. Автор: Ellfella Бета: Бестия-кицунэ Гамма: Nnatta Фэндом: Naruto Дисклеймер: Все Кисимото. Пейринг: Neji/Hinata, остальные намеками Рейтинг: PG-13 Жанр: мистика, романтика, angst, drama, deathfic Размер: midi Статус: закончен Предупреждения: AU, ООС по желанию Размещение: с этой шапкой и высланной мне ссылкой, а то в кошмарах сниться буду Посвящение: Степанчук Наталочці, завдяки якій з’явилась ця історія. Саммари: обычная история о вампирах и оборотнях. От автора: Фик выкладывается по мере вычитки....Хинату
тошнит в туалете. Раз за разом выворачивает наизнанку; «Отравилась», -
решает Недзи. При мысли о том, что сводная сестра сейчас пытается
выблевать собственные кишки, он не чувствует ничего. Вырвет – пройдет.
Так было всегда. А ничего действительно вредного она съесть не могла –
Недзи проверяет еду в доме каждый день... Недзи открыл глаза.
Увидел незнакомый потолок. Сел на диване, который послужил ему вместо
больничной койки; сон об отравившейся Хинате оставил на редкость
неприятный осадок. Киба, сидевший рядом, в кресле, даже не
шелохнулся. Смотрел куда-то в сторону; на Наруто, понял Недзи, проследив
за взглядом вертикальных зрачков. - Ты победил, - сказал Киба
как-то отстраненно. – Я этого не видел – госпожу Хинату уводил... Ты
отбил ее у Учихи Саске, задержал его – и остался в живых. Это многого
стоит. Он ведь – древняя кровь... С госпожой Хинатой все хорошо, можешь
не беспокоиться. А вот госпожу Ханаби мы потеряли. Господин Итачи сказал
– невелика потеря... Как ты победил его? Обратился в произвольном
порядке? Какая у тебя звероформа? - Не знаю, - признался Недзи. – Я не... превращался. Просто... Он
рассказал о странном голубоватом свечении, которое вдруг окружило руки,
привыкшие ломать чужие кости и наносить сокрушительные удары. О том,
как уничтожил призванную Саске шаровую молнию – «я не знал, что вампиры
способны на... магию?» – единственным ударом, и о том, как увидел
противника будто сквозь энергетический рентген: самые уязвимые места,
точки, в которых замыкается биополе. - Никогда о таком не слышал, - признался Киба. - Это бьякуган, - сказал Наруто, не оборачиваясь. – У Хинаты тоже... Замолчал. На
некоторое время в гостиной воцарилась тишина, прерываемая только
завыванием холодного зимнего ветра. Он врывался в комнату, развевая
темные занавески; за окнами был вечер. Похоже, Недзи пролежал без
сознания довольно долгое время – после того, как силы оставили его. Оборотни молчали. Думали – каждый о своем. Потом Недзи сказал: - Эти ожоги... следы на его лице. Я не знал, что у вампиров остаются шрамы... не только от серебра. -
А они и не остаются, - ответил Киба, поглядывая на Наруто. Тот не
реагировал. Стоял на балконе, смотрел куда-то вдаль, и деревянные
поручни скрипели под нечеловечески сильными пальцами. – Если только... - Я думал, что убил его, - вдруг сказал Наруто. Недзи
не понял, чего в его голосе было больше – сожаления или облегчения.
Недзи уже ничего не понимал – и больше не стыдился в этом признаться.
Можно прожить жизнь, можно – две или три; но ты так никогда и не
научишься понимать человека, который живет рядом с тобой... Если это, конечно, не человек, созданный для тебя самой судьбой. То,
что Хината больше не человек, не имело значения. Она изменилась, но
стержень, бывший в ней изначально, непостижимая и недостижимая суть,
которую Недзи чувствовал, как себя, осталась неизменной. Древняя кровь
не отравила Хинату; Хината была сильнее. Она была собой. Хината была той, кого любил Недзи. Его сознанием. Его сердцем. Его душой. -
Ты знал Учиху Саске раньше, верно? – спросил Недзи, предоставляя Наруто
то, что ему было нужно сильнее всего – возможность выговориться. Наруто коротко кивнул. А потом приступил к своему рассказу. *** -
В детстве у меня была глупая мечта, - начал Наруто, - стать правителем
своей страны. Или великим героем... Каким, по слухам, был мой отец. А
может, и не был. Кто знает. Но вышло иначе. Мне было двенадцать лет, когда меня укусил оборотень. Это был необычный оборотень. Очень древний, и очень сильный, и мудрый. И он умирал. - Тогда как раз истребляли клан Сендзю, - сказал Киба. – Должно быть, этот оборотень служил им... и был смертельно ранен в бою. Наруто посмотрел на Кибу отсутствующим взглядом. Он весь был там, в прошлом; вернулся к прерванному рассказу: -
На лесной поляне, когда я корчился на траве от жгучей боли в
прокушенном предплечье, он сказал: найди себе сильного хозяина. Он так
сказал. И умер. Рассыпался в воздухе пластами пепла; странная смерть. Но вполне подходящая для такого древнего существа. Я до сих пор помню его красные глаза и огненно-рыжие волосы. И
себя потом – тоже помню. Внешне ничего не изменилось, разве что
добавились какие-то нелепые рисунки на щеках. А так – глупый ребенок,
глупая мечта... Все как всегда. Просто я стал видеть слишком хорошо и
приобрел необъяснимую, чудовищную какую-то силу. Я сразу понял, что это
нужно скрывать. Так и жил лет до восемнадцати – себя ломал. Скрывал.
Хорошо хоть, по полнолуниям не превращался – мой создатель был
достаточно силен для того, чтобы у меня не возникало такой потребности. Я
вообще очень долго не превращался, ну да об этом позже. Тогда я не
знал: оборотни стареют раза в три медленнее людей, поэтому тот факт, что
в восемнадцать я выглядел на четырнадцать, изрядно меня тревожил. Чем
дальше, тем чаще я вспоминал странника, который однажды зашел в наше
селение. Странник был в глухом черном с красным плаще и соломенной
шляпе, которая скрывала его глаза; потом я часто думал, почему с ним в
тот раз не было слуги. А тогда я подрабатывал в трактире, где он
остановился и, помнится, изрядно удивился: к чему такая секретность?
Неужели он какой-нибудь лазутчик? Когда странник будто случайно
столкнулся со мной в коридоре и поманил пальцем за собой, я, признаться,
подумал о нем нехорошо. Но пойти за ним – пошел; интересно же. А в
случае чего – моя тайная сила всегда со мной. Когда мы оказались в
оплаченной им комнате, странник снял шляпу – и я увидел, что у него
красные глаза. У зрачка – ярче; ближе к белку – темнее. Как кровь,
артериальная и венозная. Мне сразу вспомнился рыжий оборотень, который
укусил меня; я невольно попятился. А странник сказал всего несколько
слов: - Когда захочешь стать сильнее – приходи ко мне, - и добавил зачем-то: – Мир Бога Луны. Дальше
я не помню; очнулся, только когда этого человека в нашем селении уже не
было. Я о нем потом спрашивал у наших – все только плечами пожимали.
Никто его не помнил. Почему-то я ни капли не сомневался, что при
необходимости смогу найти этого странника. Он оставил мне что-то
такое... трудно объяснить. Это... связь, как путеводная нить – тонкая,
алая, будто кровь; я знал, что, если пойду по нити, то приду к тому
человеку. А еще я теперь наверняка знал, что человеком он не является, как и я сам. Я даже откуда-то знал его имя: Учиха Итачи. Так вот, когда я совсем запутался в себе и, не зная, что делать, собирался пойти по нити, я встретил его. Учиху Саске. Я
тогда ушел из родного селения – в лес. На несколько дней. Это странно,
но в лесу я чувствовал себя почти как дома. Полноценного дома у меня
никогда не было – сирота, что поделаешь. А лес принимал меня как
равного. Тут все было – еда, удобные места для ночлега... Не исключено,
что ни по какой нити я бы не пошел. Устроился бы в лесу на постоянное
жительство, землянку бы там себе вырыл, отшельником заделался... Да,
видно, не судьба. Думаю, Саске с первого взгляда понял, кто я. А вот
я – ничего не понял. На Учиху Итачи он был не особенно похож – слишком
много жизни. Никакой умиротворенности, ни тени покоя. Всегда в движении,
всегда к чему-то стремится... Противоречивый он был, Саске. И глаза у
него, кстати, были не красные. Нормальные глаза. Ни в жизнь не
догадаешься, что перед тобой вампир, пока клыки не выпустит. Так
вот, мы тогда даже не познакомились. Обменялись всего парой слов. Саске
спросил, пойду ли я с ним. Я согласился. Все. Даже в селение свое не
вернулся – попрощаться там, вещички кое-какие собрать... У меня всю
прошлую жизнь будто взмахом меча перечеркнуло; был сельский дурачок –
стал сопровождающий неизвестно кого в драном плаще. Плащ у Саске,
кстати, драный был не из-за неаккуратности. Неаккуратность его бесила,
как и отсутствие хороших манер; помню, как он меня руками есть отучал.
Таких тумаков отвешивал, что я только благодаря регенерации
оборотнической и выживал. Насчет плаща: Саске казалось, что драная
тряпка художественнее выглядит, чем обычная. Драматичнее, что ли.
Намекает на всякие там лишения и пройденные пыльные дороги... Что-то в
этом духе. Имя Саске я узнал, наверное, через месяц после того, как
пошел вслед за ним. До этого он не считал нужным представляться. А по
прошествии месяца не то признал меня достойным доверия, не то устал
откликаться на «Эй»... и не только. О том, что я, по идее, был
слугой Саске, я узнал уже тогда, когда пришел к Итачи. Немудрено: Саске
никогда не называл меня слугой и не требовал, чтобы я относился к нему
как к господину. Мне даже позволялось дерзить и молоть всякую чушь; в
ответ Саске молчал так высокомерно, что мне это очень быстро надоело. Я
нашел новую развлекаловку: принялся ему подражать. Вот тут его терпение
лопнуло; в один прекрасный день он заговорил, притом как! Столько
презрения в одной тираде я еще не слышал. Узнал о себе много нового;
интересно. Когда Саске выдохся, он с какой-то радости решил
объявить, что теперь мы охотимся на нежить. Я спросил, какую нежить он
имеет в виду. - Оборотней и вампиров, конечно, - сказал Саске. – Таких, как мы. У меня случился культурный шок. Проще говоря, я ему не поверил. Саске устало, измученно вздохнул: - Придется обменяться с тобой кровью. Конечно,
тогда я не знал, что оборотень, обменявшийся кровью с вампиром, живет
гораздо дольше; это так для красоты говорится – «обменявшийся». На самом
деле все гораздо проще; вампир режет себе вены, оборотень пьет его
кровь. И так до тех самых пор, пока вампир не окажется на грани жизни и
смерти. Тогда через его кровь оборотню начинают являться видения…
разные. В общем, это довольно неприятная процедура – как для вампира,
так и для оборотня. Не знаю, зачем она понадобилась Саске. Думаю, он мог
меня и так убедить… если бы захотел. Но он не захотел. Предпочел
вместо этого рискнуть жизнью. Что-то он такое хотел доказать… или
показать. Я его никогда не понимал до конца, если честно. И ни единого
видения из тех, что он мне показывал, не запомнил. Меня слишком поразил
тот факт, что я, оказывается, нежить. И даже пью чужую кровь. А я-то
удивлялся, почему Саске никогда не ест ничего из раздобытой мной еды… И
еще – почему ему не бывает жарко. Оказывается, он был уже мертв, вот в
чем загвоздка… - Есть великие кланы вампиров и оборотни, которые им
служат, - сказал Саске на следующий день после того, как обменялся со
мной кровью. Он был еще бледнее обычного и едва стоял на ногах, но от
поддержки с величавым видом отказывался. От крови пойманного мною зайца
не отказался, хотя ему этого явно было мало. Мою кровь он пить не мог.
Кровь оборотня для вампира – что помои. – Вернее, были. И есть
одичавшие, спятившие твари. На них можно охотиться… и неплохо на этом
зарабатывать. В конце концов, никто не сможет убить вампира вернее, чем
другой вампир… Это Саске о себе тогда говорил. А я ему нужен был в
качестве страховки. Поддержки. Как-то так. Думаю, в качестве
восхищенного зрителя он все-таки кого другого прихватил бы... Вот так
и началась наша охота на нежить, оказавшаяся действительно прибыльным
делом. Одичавших вампиров и оборотней в мире тогда было полным-полно. Не
то, что сейчас. Если я не ошибаюсь, сейчас с обращением вообще
серьезные проблемы – мутации в процессе идут, да и люди стали к
вампиризму-оборотничеству невосприимчивы. Вон, у Итачи не получилось из
Хинаты полноценную Учиху сделать… Хотя он и не особо хотел, по-моему. Тогда
с обращением проблем особых не было. Покусал вампир кого пару раз, а
добить не добил – новый вампир готов. Про оборотней вообще молчу. Чуть
ли не в каждом селении встречались. Нежить, которая сохранила разум в
полной мере, мы не трогали. На безумных тварей все больше охотились. Не
всегда ради денег; иногда мне казалось, что Саске нравится убивать себе
подобных. Он думал, будто становится от этого сильнее… А по мне, ему
просто делать больше было нечего. Я-то себе, как идиот со стажем,
моментально идеологическую базу составил: те, кто убивают людей ради
пищи или собственного развлечения – плохие. А мы с Саске играем роль
санитаров, которые избавляют от них человечество. Нехило так, да?
Особенно если учесть, что Саске на людей было плевать. Он их пищей
называл и использовал по назначению – правда, аккуратно. Следил, чтобы
никого не заразить. Но это – если задуматься. А вообще – веселое было время. Мы
с Саске в какой-то мере были равноправны – молодой оборотень и не менее
молодой вампир. Мы были… друзьями. Да, наверное, друзьями. Вот только оседать в той деревеньке нам не стоило. Все беды из-за этого начались. Не
помню, кому первому стукнула в голову идея перезимовать в том селении.
Может, мы решили так одновременно, не сговариваясь; зима выдалась
суровой, нужный нам перевал замело, и выехать из того населенного пункта
все равно представлялось маловозможным. Деревня была небольшой. Как
сейчас помню – у них даже трактира не было. Сдавали комнаты и даже
дома; мы поселились в домике, который принадлежал одной девушке. Девушка
была очень красивая; я на нее один раз посмотрел – и больше не смог
отвести взгляд. Краснел, что-то мямлил, всеми силами пытался ее
задержать, а она улыбалась. И не очень-то протестовала. У нее были очень
красивые волосы – длинные, рыжеватые, тяжелые. И глаза – необычайно
яркие. Зеленые. Я еще подумал: ей бы пошло красное платье. Элегантное,
как у благородной… Имя у нее тоже было очень красивое – Сакура. Словом,
я влюбился с первого взгляда. До этого мне ни одна девушка так не
нравилась. Все казались какими-то… притворщицами. А она была – сердце с
перцем; но, когда надо – воплощенная нежность. Не очень-то хочется
рассказывать о том, какие глупости я из-за нее совершал. В общем, в
течение этой зимы мне удалось добиться желаемого – Сакура ответила на
мои чувства. Саске мой выбор не одобрил. Не то чтобы он прямо
сказал, что Сакура его не устраивает, но фыркал и всячески намекал на
одну не сильно приятную истину – мы все-таки нежить. А она – человек.
Пища. С пищей связываться – себе дороже. Он даже спросил как-то: - Ты хочешь, чтобы я ее обратил? Саске
понимал – сам я никогда не рискну этого сделать; причинить боль Сакуре
было все равно что причинить боль себе… а мазохизмом я никогда не
страдал, в отличие от некоторых. - Никогда, - ответил я. – Если ты это сделаешь… не прощу. Саске
сузил глаза. Потом я понял, что это были не те слова; он воспринял
сказанное мной как вызов и решил доказать: никуда я от него не денусь.
Надо будет – все прощу. Даже то, что не прощают. Ему необходимо было
самоутвердиться – как-никак, я все чаще опережал его на охоте. И вообще
вел себя не как слуга; для него это все-таки было непривычно. Сакура
обожала нагружать меня работой: обычно я должен был помогать по
хозяйству ее пожилым соседям. Не сказать, чтобы это было особо сложно.
Времени, конечно, занимало кучу, но зато и помереть со скуки не давало.
Вот и в тот день я был у соседей Сакуры, вернулся в арендованный домик
поздно. Саске встретил меня на пороге. И по его кривой, торжествующей улыбке я понял – наконец-то и ему удалось развеять скуку. Предчувствуя
дурное, я ворвался в домик – и увидел ее. Сакура сидела за столом;
играла с бахромой, которая украшала скатерть. Когда я влетел в
помещение, она подняла на меня взгляд – застывший, равнодушный. И
тогда я понял, что она мертва. Саске все-таки обратил ее. А перед этим
зачем-то обрезал ей волосы – длинные, шикарные, в которые я так любил
зарываться пальцами. Но волосы Сакуры тревожили меня меньше всего. Она сама была мне гораздо важнее. - Я же… – я обернулся к Саске; он стоял рядом и смотрел невозмутимо. – Я же не просил тебя делать это! Саске пожал плечами. - Теперь ты сможешь быть с нею вечно, - объяснил. Улыбнулся прорвавшейся улыбкой – нехорошо так. Презрительно. Я посмотрел на Сакуру еще раз – и не узнал ее. Это была уже не она. Не все переносят обращение одинаково. У некоторых оно проходит… с осложнениями. Бывает, обращенные умирают. Бывает – сходят с ума. Сакура
меня не узнавала. Ничего не понимала; пришлось уйти из деревни в тот же
день – и с приличной скоростью, чтобы погоня не настигла. Пришлось
поить Сакуру кровью едва ли не с ложечки; она смотрела сквозь меня и все
время повторяла: Саске... Саске... Саске. Связь между создателем и обращенным очень сильна, особенно в первое время. А
Саске было не до Сакуры. Когда он натыкался на нее взглядом, то едва
заметно морщился – и только. И совсем не чувствовал себя виноватым. Он ведь оказался прав – я никуда от него не делся. И простить простил, и вообще... - На самом деле ты этого и хотел, - как-то сказал Саске. – Иначе не смог бы с ней остаться. Я
не нашелся, что ответить. Он был прав – со своей холодной, бездушной,
нечеловеческой логикой. Он знал – для того, чтобы выжить, нужно быть
эгоистом. А я интуитивно чувствовал – что-то здесь не так. Где то в его рассуждениях, а может, вне их – ошибка; но возразить было нечего. Впрочем, Саске в Сакуре больше не был заинтересован. Он всецело сосредоточился на своей главной цели – убийстве брата. Не
помню, когда я узнал, что Учиха Итачи – брат Саске. Хотя то, что они
родственники, было, в общем-то, очевидно… что-то похожее все-таки
проскальзывало. Не помню, когда я понял, что Саске собирается убить
своего брата – отомстить ему. Ведь уничтожение великого клана Учиха было
на совести Итачи; подробностей я не знал. И не собирался никого
осуждать. Впрочем, помогать кому-то – тоже; если бы Саске узнал, что я в
любой момент могу найти Учиху Итачи и не делаю этого, он бы сильно
разозлился. Сам-то он до сих пор не отомстил главным образом потому, что
понятия не имел о местонахождении брата. Мне было не до Саске и не
до его мести; все мое внимание поглощала Сакура. Я почти не отходил от
нее; встречал невидящий взгляд погасших глаз и слушал, как она зовет
его, час за часом: Саске... Саске... Саске. Это был ад. Я так больше не мог. Саске смотрел на нас с Сакурой, усмехался. Ждал, пока мне надоест. «А вот не надоест, - решил я однажды – с какой-то отчаянной, глухой злостью. – Она меня узнает». Это решение все изменило. Я сразу стал мягче к Сакуре – принял ее. Смирился. Как-то раз мы с Сакурой сидели у костра. Было холодно; зима. Саске, по своему обыкновению, пропадал где-то неподалеку. Шарф
Сакуры сбился. Я знал, что ни ей, ни Саске не бывает холодно, но все
же… это было как-то неправильно. Я потянулся, чтобы поправить шарф
Сакуры – и увидел, как у нее из глаз потекла кровь. Тогда я не знал, что вампиры так плачут. Сколько я его помнил, Саске никогда не плакал. И слезинки не пролил. Поэтому
я очень испугался. Стал вести себя как идиот, пытался вытереть кровь, а
она все текла и текла… У Сакуры была белая шубка, очень красивая. Я
купил эту шубку на деньги, заработанные «истреблением нежити»… которой
сам являлся. Так вот, шубка – в крови. И лицо. Даже короткие волосы. Я
понял, что ничего не могу сделать, только мешаюсь. Обнял Сакуру, прижал
к себе так, что у нее кости затрещали… А она вдруг сказала: «Наруто». И
добавила: «Люблю». Я ушам своим не поверил. Отстранил ее; удерживая
руками за плечи, всмотрелся в ее глаза. Впервые за долгое время –
осмысленный взгляд. Впервые… У Сакуры изо рта потекла кровь. Я
сначала не понял; подумал – это так же, как из глаз. Несерьезно. Но
потом ее взгляд начал тускнеть – стеклянный такой блеск; а мне в живот
уперлось лезвие меча. Тогда я понял. У Саске был меч с
серебряным лезвием – самое то для истребителя нежити; а я настолько
привык к нему, что не заметил, когда он здесь появился. Не почувствовал.
Он меч на себя потянул – хотя легко мог и меня проткнуть. Я,
помнится, тогда подумал, что Саске так и сделает. Но он не стал
почему-то. Вытер серебряное лезвие; а я все еще удерживал Сакуру. Мне
казалось: если она упадет – все. Случится что-то страшное. Хотя куда уж страшнее. Я чувствовал на своем лице ее кровь. Эта кровь… болела. Стягивала кожу. Саске вернул меч в ножны. Сказал: «Да оставь ты ее. Идем». Тогда я спросил: «Зачем?» А он ответил: «Так же лучше, придурок. Она только мучилась. И тебя за собой тянула». Вот
тут-то я и сорвался. Помню широко распахнутые глаза Саске; кажется, он
удивился. Едва ли не впервые в жизни. Помню, я кричал: «Не тебе решать!
Не тебе!» Говорил: «Я никогда не хотел быть таким!» Говорил: «Это не
жизнь, это смерть!» Говорил, что ему не понять и что я разорву эту
связь. А потом – только рычал. И нападал. Тогда я впервые обратился. Мы
вроде как дрались. И я побеждал. Когда я вышел из звероформы, Саске
лежал у моих ног. Избитый. Обездвиженный. Я ему, наверное, все кости
переломал. Очень болезненно, хоть для вампиров и не смертельно… Я мог его убить. Даже меч нашел – далеко в стороне. И замахнулся. Но я не сумел. Он был моим единственным другом… как отражение. Нужно набраться смелости, чтобы разбить свое отражение. И тогда я пошел к Учихе Итачи. В
ту пору Итачи защищал другой слуга, вы его уже не застали. Когда я
пришел к Итачи и начал набиваться не то в слуги, не то в воспитанники,
Кисаме – тот слуга – воспринял это как личное оскорбление. А Итачи –
ничего. Спросил только, почему я вдруг захотел стать сильнее. Я сказал,
что не могу убить Саске. Итачи ничего не ответил. Просто кивнул.
Согласился. В чем-то он действительно был похож на Саске. Например, в
том, что ни разу не отнесся ко мне как к слуге… Мы с Кисаме еще
успели неплохо сработаться… до того, как его убил Саске. А я… мне
показалось, что на этот раз я… смог. Выходит, нет… Наруто замолчал. Теперь – надолго. Недзи
смотрел на него и думал: «А ведь это после «смерти» Саске Наруто
попросил Учиху Итачи о боли от серебра. Чувство вины; и не сказать, кто
был прав». У Саске остались следы от ожогов; а шрамы Наруто не видны. Но от того – не менее болезненны. Должно
быть, таковы и шрамы Хинаты. Не зря Учиха Саске предлагал ей
присоединиться к нему – почувствовал. А она ему отказала. Сказала, что
делит с кем-то душу… - Нам пора, - сказал Киба. – Господин Итачи велел явиться к нему в полночь – за указаниями. - Тогда – идем, - Наруто покинул балкон, не удосужившись закрыть за собой дверь; он выглядел иначе, чем обычно. Нет, он не избавился от гнета прошлого – просто прошлое неожиданно ожило. Оказалось настоящим. *** -
Наруто, Киба, Недзи, - голос Учихи Итачи, как обычно, был бесстрастен, -
направляйтесь на пустырь, где была убита Ханаби. Возьмите там след
Саске. Найдите его – и убейте. От него слишком много проблем. Наруто ничего не сказал; в его глазах медленно растворялась тень надежды. А Недзи понимал, почему Учиха Итачи изменил свое мнение, и мысленно с ним соглашался. Хината. Безопасность Хинаты – превыше всего; оберегать ее. Хотя бы из соображений эгоизма. Только вернувшись на памятный пустырь, Недзи понял: что-то не так. В приказе Учихи Итачи был еще какой-то, скрытый смысл… Наруто
безошибочно повернулся в сторону замка и вдруг зарычал. Что-то
почувствовал – первым; опрометью кинулся назад. Киба и Недзи последовали
за ним, но они не успевали; все-таки Наруто был древнейшим. Недзи догадывался, что произошло; когда они с Кибой все-таки достигли замка, Недзи сказал: - Уводи Тен-Тен. Уходите – и не возвращайтесь сюда. У вас больше нет господ. И – поспешил во внутренний двор замка, где, похоже, шел ожесточенный бой. *** - Я не хочу в подвал, - сказала Хината. – Я могу за себя постоять. Итачи не стал тратить время на уговоры. -
Мир Бога Луны, - велел он. Иллюзорный мир поглотил Хинату; там, в
созданном Итачи пространстве, она была не одна. Она снова собирала
яблоки вместе с Недзи, и ждала его с тренировок; вместе с ним смотрела
очередной найденный в Интернете фильм и готовила поздний ужин на двоих… Только
счастливые воспоминания; Хината это заслужила, подумал Итачи. Довел ее
до подвала; Хината шла за ним сама, без сопротивления, а на губах ее
играла нежная, необычная улыбка. Итачи открыл перед Хинатой дверь подвала – и закрыл эту дверь уже за ее спиной. Теперь
он мог быть за нее спокоен. Открыть этот подвал можно было только
изнутри – или при помощи высшего заклинания. Изнутри Хината ничего не
откроет – она еще семьдесят два часа будет в Мире Бога Луны. К тому
времени все давно закончится… Что бы ни случилось, Хината останется
жить. И сможет основать свой клан. В конце концов, высшие заклинания всегда были слабым местом Саске… *** Наруто
понял, что опоздал: когда он оказался в гостиной, Итачи и Саске уже
стояли друг против друга. Их было не остановить. Ничего уже не
предотвратить; бой еще не начался, но между противниками уже протянута
тонкая нить будущей схватки. Учиха Итачи и Учиха Саске наконец сойдутся в решающем поединке. В последнем поединке… Наруто все же бросился вперед; и тут же замер, одновременно обездвиженный двумя вампирскими заклинаниями. -
Не вмешивайся, - сказал Итачи. А Саске просто посмотрел – пустыми алыми
глазами. Не тем спокойным, чуть насмешливым взглядом, который до сих
пор вспоминался – наяву и во сне. Все изменилось. - Наруто, - сказал Итачи. Наруто обратился в слух. - Если Саске победит… ты будешь служить ему. Наруто попытался возразить, но Итачи не дал ему и слова сказать. - Он – мой брат. Последний из клана Учиха. После моей смерти ты перейдешь к нему на службу. Это приказ… слуга. Наруто промолчал. Вспомнил почему-то Хинату – тихую, улыбчивую. Неужели ей удалось смягчить каменное сердце Учихи Итачи? - Делаешь все, чтобы я захотел проиграть? – Саске насмешливо посмотрел на брата. – Зачем мне такой непутевый слуга? - Маленький глупый брат, - вздохнул Итачи. Саске
атаковал без раздумий. Он терпеть не мог, когда его называли глупым –
должно быть, потому, что подобное мнение было небезосновательно. *** «Что с тобой, Хината?» - Не знаю, - отвечала она, блуждая по улицам черно-белого мира, похожего на негатив. «Почему ты не хочешь вернуться в наши воспоминания?» - Потому что это не все воспоминания. «Зато в них нет ничего, что может причинить боль. Я ведь всегда причинял тебе боль, помнишь?» -
Нет. Это я не смогла облегчить твою боль. И со своей болью тоже не
справилась – моя вина. Натали бы сказала, что я как компьютер… который
пытается перезагрузиться – и не может. Так и я – пыталась тебя
отпустить, раз за разом; но не могла. Как… как феникс, о котором ты
читал мне в детстве. Он сгорает дотла, но всегда возрождается. Так и мои
чувства… Прости. Я тебя погубила. Прости. «Ты чувствуешь свою вину, Хината; ты страдаешь от этого. Почему ты не хочешь вернуться в то время, когда мы были счастливы?» -
Потому что это не все наше время. Это – беспорядочные куски нашей
истории. Обрывки, не способные сложиться в цельную картину. Да, это все
было с нами… Но – не только это. «Ты хочешь снова почувствовать боль?» -
Боль необходима. Не познав боли, не оценишь счастье; только по боли
можно понять, что ты все еще жив. Излишняя боль – вредна; но убегать от
боли неизбежной, необходимой – зло. Будет только хуже; связи нельзя
порвать по собственной воле. Они рвутся сами… если судьба. Если же нет… «Мы заблудились, Хината. И не увидели северное сияние». - Это не беда. Еще не поздно вернуться на правильный путь, - сказала Хината. И – открыла глаза, выпав из Мира Бога Луны – значительно раньше, чем планировал Учиха Итачи. Хината больше не нуждалась в забвении. *** - Ну что, доволен? – спросил Наруто у Саске. Они стояли во внутреннем дворе замка; оба – безоружные. -
Ты пришел, чтобы отомстить, - сказал Наруто с презрением. – Ты свершил
свою месть. Ну что, доволен? Понял, наконец, что просто больше ничего не
умеешь? Саске молчал. Саске думал: «Шрамы. Ты их оставил, ты и забери. Иначе все – зря». -
Он уничтожил свой клан. Ты уничтожил его. Преемственность на лицо. И
что теперь? Так и будешь всегда на него равняться?! Оставь его в покое,
наконец! Хотя бы сейчас… Иди своим путем! - Наруто, - сказал Саске. – Прекращай. Наруто замолчал. Кивнул: - Ты прав. Поздно уже идти своим путем; все слишком далеко зашло. Ты же знаешь – я не подчиняюсь ничьим приказам… - Да, - согласился Саске, - сразимся. Но сначала… – протянул Наруто флакон с мутноватой жидкостью. -
Зачем? – почти растерянно поинтересовался Наруто, вертя флакон в руках.
Вспомнилось: Саске выплескивает такой же флакон в лицо Кисаме, и тот
роняет тяжелый меч; недоуменно глядит на собственную посветлевшую кожу.
Наруто не понимает; Наруто смотрит, как Саске убирает свой клинок, и в
сознании проскальзывает сумасшедшая мысль: неужели Учиха сдается?! Саске
и не думал сдаваться; он усмехается, обнажив длинные белоснежные клыки –
и впивается в шею Кисаме зубами. Наруто не понимает: кровь слуг для
хозяев – что помои, она горчит на губах. Неужели Саске… Наруто не
успевает завершить мысль. Натренированное тело действует будто само по
себе; он нападает. Саске легко избегает атаки, отпрянув от Кисаме. А Кисаме падает, обливаясь кровью; яремная вена разорвана, и рана не заживает… - Ты же хотел, - сказал Саске, вырывая Наруто из воспоминаний, - стать человеком. - Саске, - Наруто покачал головой, - поздно. Сакура… и Итачи. - Месть? – спросил Саске без тени иронии. Спокойно кивнул: – Понимаю. «Покончим
с этим, Наруто. Неважно, что будет потом, станешь ты человеком или
правителем уцелевших Детей Ночи, мертвецом или живым трупом; неважно,
что останется от меня. Здесь и сейчас, чтобы не было так, как раньше –
разорвем последнюю связь». «Покончим с этим, Саске. Кто знает, как
было тебе – преданному лучшим другом, знающему, что этот друг перешел на
службу к тому, кого ты ненавидишь больше всего? Кто знает, каково
пришлось мне – жить с мыслью, что я убил тебя собственными руками?» - Ты предал первым, - сказал Наруто. Вытянул вперед руку со стремительно удлиняющимися ногтями: – Саске… Меч Саске остался в замке. В Итачи. Зато у Саске были призванные молнии. *** -
Что здесь произошло? – вырвалось у Недзи, когда он увидел развороченный
внутренний дворик замка. Дворик и впрямь выглядел неважно; такую яму в
центре надо было еще суметь проделать. Экскаватором, небось, не меньше
суток копать. Наруто, стоявший к Недзи спиной, покачал головой. - Он хотел умереть, - сказал. – Не потому, что… Он просто хотел, чтобы все закончилось. - Ты убил его? – Недзи понял, о ком идет речь. - Он… ушел, - отозвался Наруто. – Я пойду за ним. Догоню и… Замолчал. - Мстят только слабые, - сказал Недзи. – Итачи знал, что ты – сильный. Развернулся, намереваясь уйти; Наруто вдруг оказался рядом, удержал за плечо: - Подожди. Вот, - вложил в ладонь Недзи флакон с сероватой жидкостью. - Что это? – спросил Недзи. - Лекарство, - ответил Наруто. – От жизни, которая как смерть. - Почему ты сам его не выпьешь? – Недзи не стал спрашивать, откуда Наруто взял флакон. - Потому что, - сказал Наруто, - смерть всегда прорастает новой жизнью. В следующую секунду он исчез – древнейший. Недзи
посмотрел на флакон в своей руке. В тусклом свете занимающегося
рассвета жидкость, которая должна была излечить от оборотничества,
казалась такой же тусклой. Серой. Бессмысленной. Гениальность, победы, человечность – это все было пройдено. Все испытано; только много ли в нем толку, если нет самого главного? - Amor non est medicabilis herbis*, - сказал Недзи. И выронил флакон на камни внутреннего двора, как когда-то – бокал с шампанским. Больше не задерживаясь, Недзи направился в замок. Ему надо было найти Хинату. *** Итачи
лежал, пригвожденный к полу, и смотрел в незнакомый потолок; сердце –
насквозь, и серебряное лезвие меча застряло в щели между плитами пола;
не вырваться. Не умереть. Те, в чьих жилах течет древняя кровь, умирают
долго – даже от серебра. Хината. На лице – кровавые слезы; маленькая глупая девочка… Я догадывался, что ты придешь. -
Сделай это, Хината, - сказал Итачи. Говорить было легко, только где-то в
груди клокотала дурная, нежизнеспособная кровь. – Добей меня. - Я… но… -
Ты – единственная женщина, которую я мог бы полюбить, - сказал Итачи,
закрывая глаза. – Ты не входишь в мой клан, но связана со мной узами
сотворенного и создателя. Ты не можешь ослушаться. Добей меня, Хината. Что-то теплое упало Итачи на лицо, скатилось к губам. Ее слезы; кровь. Пей, создатель, и живи вечно; я никогда не желала тебе смерти… Но я – я уже убил тебя, Хината. - Добей. Хината выдернула меч – одним сильным рывком. Занесла его над Итачи и… отшатнулась. - Нет… Нет! Я не могу...
В ее истеричные всхлипывания вплелся другой голос. Холодный и обычно
чуть насмешливый, сейчас он звучал с несомненным уважением: - Ты действительно хочешь умереть, Учиха Итачи? Не открывая глаз, Итачи отозвался: - Хочу, Хьюга Недзи. -
Хината, отвернись, - кажется, Недзи отобрал у Хинаты меч. Теперь –
наверняка; Итачи уже видел краешек желанного небытия. Он так долго
ждал... Слишком долго. - Хьюга Недзи, обменяйся со мной кровью. Тебе
хватит одного глотка, чтобы жить почти вечно... Но взамен пообещай, -
теперь говорить стало трудно, слова выплескивались пополам с кровью, но
Итачи не обращал на это внимания. – Пообещай, что ты никогда не оставишь
Хинату. - Я никогда не оставлю ее, - тут же отозвался Недзи, - но не потому, что так велишь ты. Я люблю ее. Итачи
почувствовал, как губы растягиваются в улыбке. Не самое плохое
посмертное выражение лица – умиротворенная улыбка... Если бы, конечно, у
умирающего носителя древней крови могло быть это посмертное выражение. «Маленькая глупая девочка... Надеюсь, ты будешь счастлива». Один глоток; один точный удар. *** - Дура, - сказал Киба. – Пошли! - Но... Там же Недзи... - Недзи выберется сам. Он сказал, чтобы я тебя уводил. - А госпо... - Нет никаких господ! – зло перебил Киба. – Мы были сами по себе. С начала. Усекла? Идем. Теперь – свободны. - Но... -
Ты сдохнуть хочешь?! Ну уж нет, этого я тебе не позволю! – Киба до боли
сжал запястье Тен-Тен и потащил ее за собой, не особо вслушиваясь в
протестующие вопли. Впрочем, сопротивляться она очень быстро прекратила. Пошла сама. Поначалу часто оглядывалась на оставшийся позади замок... Потом перестала. *** -
Ты любила его? Поэтому плачешь? – спросил Недзи – и тут же проклял свой
язык. Хинате не до глупых вопросов – ей плохо. А он должен позаботиться
о ней. - Любила? – Хината неловко вытерла слезы. Пальцы – в крови;
это ее кровь? Или Итачи? – Не знаю. Он был моим создателем... Мне жаль,
что он сделал такой выбор. Но это был его выбор. Он всегда... – Хината
замолчала. Продолжила: – Если бы умер ты, я бы не смогла жить дальше. Недзи
почувствовал, что боится дышать, а Хината, похоже, ничего не заметила.
Ее слова не были признанием собственных чувств; просто – неосознанным их
выражением. Хината никогда не считала свою любовь чем-то
неестественным и неправильным, требующим постоянных подтверждений и
самоутверждений; она принимала эту любовь как должное. Она была
бескорыстна, но искренна в своих чувствах; и Недзи вдруг понял – он
нужен Хинате так же, как она ему. Но она не станет удерживать и неволить
его, не потребует, чтобы ради нее он отказался от своего пути; не
навяжет бесполезную, по ее мнению, поддержку... Если только он сам не
решит остаться. Недзи понадобилось умереть, чтобы понять это. -
Идем, - сказал он вслух. Мир вокруг светлел и приобретал новые,
невиданные ранее цвета, очищенный, возрожденный; небо, умытое зимним
утром, улыбалось; Недзи видел это. И знал, что так же видит Хината. «Без тебя мне пусто, Хината. Будь моим смыслом». - Да, - сказала Хината. И вложила свою ладонь в пальцы Недзи. Начинался новый день.
Эпилог. Улыбка вечности.
На зиму озеро замерзло. Странно, подумал Недзи. Он считал, что лесные озера не замерзают. -
Это здесь, - сказала Хината, поправляя непривычно короткие волосы. В
первый раз она обрезала их сама. Сказала – так удобнее; очень удивилась,
когда на следующий день волосы отросли снова. «Регенерация вампиров, -
сказал Недзи. – Можно мне?» Хината разрешила. Раз, другой, третий. Говорила: «Обзавелась личным парикмахером». Шутила. Улыбалась. В последнее время она вообще много улыбалась, а Недзи смотрел на нее и думал: стоило жить только ради этой улыбки. -
Ты тогда видел, да? – Хината присела на корточки; потрогала лед рукой. –
Замерзло... Ну, ничего. В начале нового года всегда холоднее всего...
Еще оттает. Мы сюда еще вернемся... - А пока – пошли в «Коноху», - предложил Недзи. – Станцуем там. Ты давно обещаешь мне настоящий танец... - Кстати, о «Конохе»... Надо будет связаться с Натали, - Хината мечтательно улыбнулась. – Сказать ей, что у нас все хорошо... - У нас? – спросил Недзи. Хината улыбнулась снова. Спросила: - Ну что, идем? -
Погоди, у тебя воротник сбился, - Недзи потянулся к воротнику на теплой
куртке Хинаты; поправил. Увидел совсем близко лицо, больше не
краснеющее от холода; улыбающиеся губы. Поцеловал. - Вот теперь – идем. Когда они вышли на трассу, шел снег. Впереди была вечность.
Finis coronat opus.
* Нет лекарства от любви (лат.) – Овидий, «Героиды», V, 149.
Категория: Романтика | Добавил: Ohiko (18.07.2012)
| Автор: Ellfella
