Автор: Синий Мцыри
Название: Двусмысленность
Фендом: One Piece
Дисклеймер: Ода Эйитиро
Пейринг: Ло/Ташиги
Жанр: Гет, Романтика, Психология
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл
Статус: закончен
Размещение: переговоры
Предупреждения: Кинк, насилие
От автора: Как-то так получилось, что пробное баловство по пейрингу докатилось до такого.
Да еще и обратная отмотка в цикле. Не надо так.
Однако этот кусочек - замыкающий в получающейся трилогии Панк Хазард, и он же начинающий. Так тоже лучше бы не делать, но.
Посвящение: Мастеру, в благодарность за волшебные звездюли, двигатели прогресса, науки и техники, шизы и крыши. И просто за веру в Них)
Описание: Ташиги не любила снег и двусмысленности. Двусмысленность Панк Хазарда, его двойственность и его предательский душок не сулили ей ничего хорошего на этом задании.
Трафальгар Ло жил на обеих половинах острова, по обе стороны двусмысленности, существовал в обоих смыслах. Его невзлюбить - раз плюнуть. Кровью на снег.
Навеселе, навеселе
Рвало нас от любви,
И я нарвал тебе букет
Тюльпанов на крови.
- Агата Кристи
Однажды давно Ташиги попросила своего начальника сомневаться в ней как можно чаще.
Это было мощнейшим толчком к развитию, куда более сильным, чем теплая вера, куда более мощным, похожим на удар хлесткой веточкой крапивы, а не на издевательский толчок в спину. Смокер тогда просто кивнул, молча подивившись ее просьбе, - и ни разу не выполнил ее до того, как стало поздно.
Смокер усомнился в ней за секунду до поражения. Поражение не было новостью, но ни разу еще ей не было так горько сорваться.
И она была права. Стоило Смокеру усомниться - этого хватило, чтобы, сжав зубы, кинуться вперед, очертя голову, в самое... что?
- Ташиги, не надо! Твой уровень владения Волей...
... позволяет абстрагироваться от всего прочего, не слышать крики вокруг, вопля дозорных, ругательства Смокера, всего-то испугавшегося за свою подопечную, настолько, что ему не до оскорбленных чувств одной гордой дурочки.
И в наступившей в мире тишине Ташиги слышит падающий снег, бесшумно касающийся белого покрывала, еще не потревоженного, плеч, волос, рук и лиц. Ташиги слышит стук сердца - секунда, отпущенная ей, вмещает всего полтора удара.
Ташиги видит. Ее уровень владения Волей позволяет ей увидеть и предвидеть, но не оставит шанса увернуться. Или желания.
Ташиги видит, как ее тело бросает волной глупой инерции - и еще более глупого обиженного рвения, - прямо под тонко блестящее, подставленное кромкой, так, что видна только нить клинка, - лезвие.
Ло даже не замахивается, Ташиги видит, что напорется сама. По глупости, уверена она, не более того. Ташиги видит, как, прежде чем объять идеальный срез тела деликатным синим сиянием, клинок стряхивает на белый снег косой росчерк крови. Совсем немного, мелкая погрешность. Ташиги видит, как ее глаза расширяются изумленно, когда она шагает в пустоту, не чувствуя больше связи с ногами - она может их ощущать, но не может быть уверена, что ноги послушаются. Ташиги видит твердо очерченные поджатые губы - презрительные и злые. Они влезли не в свое дело. Ташиги влезла даже больше прочего.
Ташиги видит это все благодаря безотказной Воле, и уверяет себя, что ей не хватит времени увернуться. Она смотрит на обветренные узкие губы, как зачарованная, и не делает ничего, чтобы остановиться, чтобы разбить отпущенную ей целую секунду на части и выбрать ту, в которой она уходит от косого небрежного взмаха.
Ташиги бросается вперед, осуществляя неизбежное. Верхняя половина тела падает в снег, волосы, метнувшись, закрывают лицо и очки сползают, и от удара грудью о наст из легких воздух вышибает, как выстрелом. Нижняя половина тела оседает на снег, сгибая непослушные колени. Ташиги даже не больно.
Из отпущенной им секунды Трафальгар Ло выбирает ту долю, в которой он почти касается губами губ дозорной девчонки, так запросто бросившейся к нему навстречу, что почти и подставившейся. В тот самый момент, когда они близко друг к другу - по инерции, по траектории удара, по глупости. Он почти целует ее. Почти. А вот это уже больнее.
Ташиги взревывает в снег, силясь хотя бы повернуться, чтобы убедиться, что мертва, чтобы увидеть хотя бы пятнышко крови, чтобы быть точно уверенной, что ей показалось, и пират ничего такого не имел в виду, кроме хладнокровного убийства.
Пират любезно обходит ее, чтобы смотреть в лицо все так же снисходительно и равнодушно. И чтобы отказать ей в такой простой, казалось бы, услуге - добить недоразумение. Убрать двусмысленность. Ташиги смотрит на движущиеся губы с отвращением и не может не смотреть.
- Песочница, - цедит Смокер, сжимая сигару зубами. Вторая, протянутая в судорожные полувздох-полуругательство, до губ, осыпается серыми хлопьями и свивается по ветру. - Детский сад.
Ташиги думает, что они, вообще-то, видели песочницу, и там, в песочнице, как раз-таки не было так холодно. Там стояла жара, прокаливая бесконечные пески добела. Песочница-то в свое время была однозначна и понятна в какой-то мере.
Ташиги ловит себя на том, что нервно улыбается, и понимает, что это заразное свойство. Она даже не знает, что сделать, чтобы вылечиться.
Она даже думает теперь какими-то странными понятиями.
- Детский сад, - повторяет Смокер устало, сжимая в руках без теплых перчаток спасительно горячую дымящуюся чашку с бульоном. Детский сад - уже почище определение, преследующее их - или преследуемое ими из песочницы в песочницу. Ташиги строго велит себе прекратить улыбаться. Она ловит острый карий взгляд пиратки, Нами, и ее улыбка смягчается, делается привычной и застенчивой. Так-то лучше. Смокер отпивает бульон, касаясь губами чашки, и добавляет уже совсем неворчливо:
- И климат отвратный.
- Это вы еще на той стороне не были, - услужливо шутит кто-то из дозорных. Выходит у него не слишком удачно - Смокер смотрит поверх вьющегося над супом облачка пара сердито и пусто:
- А ты был.
- Никак нет, - пугается дозорный, на голову выше Смокера и в три раза шире. Бандитская рожа, побитая и потертая сегодня еще больше, и плед в трясущихся руках, поспешно наброшенный на плечи Ташиги. Смокер усмехается:
- Провожу, будешь зубоскалить. С пиратов глаз не спускать.
- Есть, - дергается вся группка, собравшаяся вокруг. Они рады не спускать с пиратов глаз - пираты угощают, наливают и подкармливают. Лечат и поют песни, хлопая по плечам и своих, и чужих. Ташиги не спускает глаз с пиратов. С пирата. И нервно улыбается, понимая, что заразилась. Темные и неприятные мысли, возможно, появились бы в ее голове и так, но не сопровождались бы такой жуткой ухмылочкой. Мешая и спутывая сердца и нити, Трафальгар Ло что-то напутал, видимо.
Никого Смокер не проводит на пылающие земли острова. Он туда не сунется. Из уважения к Кузану, любовно слепившему на всей южной половине снежную пустошь с ледяными замками. Из отвращения к грубой горячей ладони, искусно и опытно превратившей север острова в преисподнюю.
Преисподней Смокер боится.
Ташиги тоже, улыбаясь своим коленям. Что-то не так. Что-то неправильно даже в неправильном по определению ходе событий.
Она быстро поднимает глаза. Трафальгар Ло вдруг издевательски салютует ей своей чашкой бульона.
Воздушно-капельным путем, думает Ташиги, даже не контактным.
Контакт был тоже, но теперь ей кажется, что все случилось гораздо, гораздо раньше, задолго до того, как стороны и половины, дробясь на кусочки, перемешались и встали по-новому, превращая друзей во врагов и наоборот соответственно.
Ее учитель всегда говорил, что чем проще взгляд на все, тем взгляд чище. Чем меньше деления на части, тем меньше судишь и сравниваешь. Тем меньше подвергаешь сомнению мир вокруг и свой в нем выбор. Никакой двусмысленности - только прямота.
Остров был расколот пополам, люди на нем дробились на преступников и праведников - и это как минимум. Трафальгар Ло успел и там, и там. А потом еще и потряс это все, перемешивая осколки. Теперь было не разобрать, что и где, теперь Ташиги ненавидела человека, которого привыкла уважать. И косилась поверх чашки лихорадочно блестящими глазами на того, кого научена была ненавидеть.
Что за черт. Это все он виноват. Воздушно-капельным передал какую-то заразу, спутавшую мысли и разогнавшую сердце. Задолго до того, как запустил свои лапы под одежду.
Бульон в чашке остывает слишком быстро. Ташиги вдруг вспоминает и понимает кое-что очень важное для нее, и совершенно, она уверена, безразличное для Трафальгара. Ну или, по меньшей мере, объяснимое с точки зрения физиологии.
Ташиги смотрела на глыбу острова, качающуюся на серых волнах, так долго, что начали слезиться глаза, когда солнце, поднимающееся все выше, превратило снежную кромку в ослепительно-белую полоску. Как мелом по свежевымытой доске.
Детей согнали в трюм, греться и спать, и те, к удивлению Ташиги и дозорных, подчинились. Хотя вполне понятным было бы желание остаться на палубе подольше, дыша, наконец, свежим морским воздухом. Но дети ушли, переговариваясь, сонно ворча и потирая кулачками, большими и мелкими, осоловелые глаза. Ташиги провожала их взглядом, повернувшись спиной к белому штриху на сером. Она улыбалась успокоенно и мягко, загоняя на самый край сознания непрошено язвительную мысль о том, что свежий морской воздух смердел серой, дымом и топливом с танкера, но никак не свободой. А дети натерпелись и теперь хотели спать больше всего на свете...
Ташиги пробормотала, не оборачиваясь:
- Что за привычка подкрадываться.
- Когда мы лицом к лицу, ты напарываешься пузом на колюще-режущее. Так безопасней. И приятней, как выяснилось.
Ташиги глотнула воздух возмущенно, не зная, что на это ответить. Она медленно выдохнула через нос и пробормотала спокойно и медленно:
- Зачем ты явился? Ты рискуешь не вернуться назад, расстояние растет.
- Именно поэтому у меня очень мало времени, и я не обязан тебе ничего объяснять.
Ташиги развернулась. Ло стоял у самого борта, постукивая по плечу своим мечом. Ножны бряцали с каждым касанием, и дурацкие щегольские красные кисточки шнурков на гарде меча гладили темную ткань пальто. Весь вид пирата кричал о том, что он никуда не торопится. Ло произнес, наклонив голову:
- Я тут вспомнил кое-что, что в принципе не имеет значения с точки зрения физиологии.
- Но? - Ташиги поджала губы, спрятав мерзнущие руки в рукава своего пальто. Пушистая белая оторочка теперь была серой от пыли и кое-где ворсинки были темными и слипшимися от крови. Ташиги разглядывала рукав, не торопясь поднимать глаза. Ло усмехнулся:
- Вот именно, дозорная. Молодец. Но. Это дело чести...
- Чести? - Ташиги поняла, что злится. Ло быстро поправился:
- Ладно. Это вызов, мелочь, но мне не хотелось бы бросать это так.
- Говори уже, - буркнула Ташиги, поднимая голову и натыкаясь взглядом на узкие обветренные губы и колючую бородку у самого лица.
Она даже отшатнуться не успела. Ло пришлось неловко согнуться и подхватить ее ладонью под узкую спину, подвинув Ташиги к себе без лишней деликатности. Между ними запуталось, смешивая два дыхания, облачко пара, и тут же растаяло между сомкнутыми ртами. Раскрытыми навстречу друг другу сразу широко и жадно, плотно и глубоко. Прохладный язык и спокойные губы дразнили другие, взволнованно горячие и мягкие. У Ташиги была температура, небольшая, побочный эффект обезболивающего, у нее была трещина на нижней губе, рассеченной зубами в горячке боя, подсохшая и царапающая теперь едва заметно. У Ташиги подкашивались ноги и мысли скакали и метались, как сумасшедшие. У Ло была колючая бородка и мягкие и медленные движения, от которых голова не то чтобы кружилась. Но странно плыла, утаскивая трезвое сознание с подлой вкрадчивой незаметностью. Поцелуй из-за холода был без вкуса и запаха, - только два прерывистых дыхания одинаково были теплыми от крови и алкоголя, - но долгий и медленный, такой, какой бывает однажды и сразу делается заведомо последним. В порядке исключения вообще - и исключения всякой двусмысленности. Ташиги увидела, как Ло закрывает глаза, и зажмурилась тоже, медленно и глубоко дыша через нос.
Трафальгар отстранился мягко и плавно - и резко резануло морозом, с готовностью оббивая, обгрызая мокрые губы ледяным ветром.
- Молчи, - произнес Ло почти шепотом, и Ташиги послушно поджала губы.
Когда она открыла глаза, на палубе никого не было. Откуда-то сверху доносились скомканные ветром ругательства вахтенного, заброшенного кем-то на самые верхние мостки главной трубы танкера, подальше с палубы.
Во избежание двусмысленностей.
Во избежание двусмысленностей им с Трафальгаром лучше всего было бы больше не встретиться никогда.
И все же Ташиги сжала на секунду пальцами скользкие перила и пробормотала, глядя на море:
- Береги себя.
К арту, с которого все началось. 
Известная сцена с разрубанием Капитанчика давно тревожит автора. В двух смыслах, как минимум.
