Название: Письмо № 72
Автор: Ellfella
Бета: Nnatta
Фэндом: Naruto
Дисклеймер: Kishimoto
Пейринг/Персонажи: Neji/Hinata
Рейтинг: PG-13
Жанр: angst (не самая пушистая его разновидность)
Размер: mini
Размещение: с этой шапкой и высланной мне ссылкой
Предупреждения: POV Хинаты, ООС, инцест, AU (близкое к канону)
Саммари: Семьдесят второе письмо Хинаты в никуда.
«…Иногда я думаю, что мы оба похожи на инвалидов.
К примеру, у него нет одной руки, что превращает в сложность любую бытовую задачу.
У
меня нет одной ноги, поэтому я не могу выйти из дома. Только сидеть
здесь, в шикарных хоромах, полагающихся мне по праву рождения.
Он и я
– мы ущербны… но не внешне, нет. Это не должно быть заметным; другие не
должны видеть. Он, бросивший вызов всему клану, ограниченности
существующих устоев – такой консерватор, когда остается со мной.
Он имеет на это право с тех пор, как сказал, что хочет жениться на мне. А отец поддержал его.
Этого я не прощу. Ни отцу, ни ему. Никогда.
Он
любит щеголять передо мной своим обнаженным телом – я не могу назвать
это иначе. Дома он всегда ходит без рубашки, даже если на улице мороз, а
на окнах намерзает тонкий слой льда. Его тело безупречно; за этот год я
успела изучить его до последней родинки. Наверное, он так же изучил
мое.
Ему нравится раздевать меня, поэтому на мне всегда должно быть
много одежды. Ему нравится заниматься сексом со мной – я не могу назвать
это любовью.
Он хочет, чтобы я видела его – каждый раз. Чтобы раскрывалась перед ним и любила, любила, любила.
Я
не могу любить его; единственное, что мне всегда нравилось в нем – это
глаза. Они так похожи на мои собственные, пустые, без выражения.
Серо-голубые жестянки – вот как я их про себя называю.
В них спит древняя смерть, частью которой я так хотела себя ощутить.
Он
отнял у меня право на это; наверное, мои серо-голубые жестянки глупо
расширились, когда он сказал, что хочет жениться на мне. Наверное, мои
щеки глупо покраснели, и я своим глупым запинающимся голоском
пробормотала, что не готова.
Он не стал меня слушать. Тогда он взял мой первый поцелуй – силой, как потом отнял у меня все, что имела. Или почти все.
Я
никогда не могла сопротивляться, была слишком мягкой и уступчивой. Не
взял бы он – взял бы другой, чужой, страшный, а потом забыл бы. К тому
все и шло; или еще хуже – к одиночеству. Отец собирался оставить меня в
старых девах, ни на что не годной считал.
Кто-то скажет – мне еще повезло. У такой девушки, как я, редко бывает человек, который любит по-настоящему…
Наверное,
он сильно удивился бы, прочитай это письмо. Или другое – любое из
семидесяти двух писем, которые я храню в ящике под кроватью. Он думает,
что я держу там специи. На самом деле, всякий раз, когда он уходит на
миссию, я беру кисточку с тушью и вспоминаю ненавистные уроки
каллиграфии.
Некоторые из моих писем напоминают настоящие книги – я
едва могу удержать в ладони конверт с таким письмом. Все зависит от
того, сколько длится его миссия.
За год, который мы живем вместе, эта – семьдесят вторая; каждый раз я молюсь, чтобы он вернулся.
Каждый раз я желаю ему смерти – так страстно, как не желала ничего в своей недолгой жизни.
Я
никогда не скажу ему об этом. Как всегда, буду глупо краснеть и глупо
улыбаться, и по-глупому тянуть его имя, во время секса прикрывая свое
глупое лицо ладонью – ах, как стыдно.
Как глупо.
Я хочу, чтобы он
подольше не возвращался. В то время, когда его нет, я могу смотреть по
телевизору дурацкие мелодрамы и боевики, один за другим, жить чужой
жизнью – своей у меня нет.
В моей жизни есть только он. Он не
желает, чтобы я уделяла внимание кому-то еще. Он говорит, что мне ничего
не нужно делать, что он позаботится обо мне, что, пока я с ним, я ни в
чем не буду нуждаться, что он силен.
Он и вправду достаточно силен, чтобы развернуть меня спиной ко всему миру.
Иногда,
когда мне не хочется включать телевизор, я провожу долгие часы в
ванной, рассматривая свое похудевшее лицо – ранние морщины, мешки под
глазами-жестянками – и тело. Моя грудь начинает обвисать, пока едва
заметно; я расплылась в талии и подурнела – домоседство плохо
сказывается на моей фигуре.
Ему я нравлюсь любой. Иногда мне кажется, что он тоже видит во мне только глаза, что это из-за них он захотел жениться на мне.
Тогда
мне хочется выцарапать их, прямо сейчас; еще чаще мне хочется вскрыть
вены, «правильно», от запястий до локтей, и погрузиться в теплую быстро
розовеющую воду, до противного напоминающую его судорожные объятия.
Я
читала, что статистика попыток самоубийств среди женщин в несколько раз
выше, чем среди мужчин; только почти все женщины остаются в живых.
А
мужчины – умирают; я часами простаиваю на кухне, перебирая то, что он
считает пряностями, и думаю, поверит ли кто-то в его самоубийство.
Наверное, он сильно удивился бы, узнав, что я могу написать о таком. Это расходится с моим характером, не правда ли?
Но
сейчас у меня нет характера – только сущность, обнаженная так же, как я
сама. Он уходил в спешке; сначала у меня не было времени одеться, потом
– желания.
В конце концов, мало ли что может написать голая женщина, у которой не осталось ничего, кроме нее самой?
Позавчера
ко мне заходила соседка – одолжить риса. Мне было неловко говорить с
ней, неловко чувствовать, что у меня все хорошо. Я же знаю, что ее муж –
нестабилен. Техники, которые он использовал, привели к частичному
умопомешательству, но нашему селению выгодно, чтобы он оставался в рядах
синоби. Пока он способен эффективно расправляться с врагами, его не
признают недееспособным. Кому какое дело, что его жена прячет избитое
лицо за широким платком и через день посещает госпиталь? Там она
рассказывает, будто в очередной раз упала; над ней смеются, называют
неуклюжей. Они не слышали, как она кричит по ночам. И он тоже не слышал –
он всегда крепко спит, забросив руку мне на шею, перекрывая дыхание.
Когда
он вернется, – вот бы он не вернулся!.. – я поговорю с ним. Потом,
после глупых улыбок и не менее глупой стыдливости, которая приводит его в
неистовство, когда он будет готов сделать для меня все, что угодно, я
попрошу, чтобы он помог нашей соседке. Любым образом.
Если он забрал у меня все, чем я обладала, я имею право замарать его руки в чужой крови.
Если сложить двух инвалидов – получится не здоровый человек, а инвалид в квадрате…
…Я
бы хотела иметь детей. Но этого он никогда не допустит, как бы я ни
уговаривала. Не хочет, чтобы я любила еще чьи-то глаза-жестянки».
