Моэ (яп. «очарование, обаяние, страстная влюблённость») — японское слово жаргона отаку, изначально означающее фетишизацию или влечение к персонажам манги, аниме или видеоигр.
Если Вы нашли в тесте ошибку, выделите её мышкой и нажмите Ctrl + Enter. Мы будем Вам очень признательны.
|
Автор: Хана_Вишнёвая Фэндом: Rosario + Vampire Персонажи: Мока/Цукуне/Мока Рейтинг: R Жанры: Гет, Фемслэш (юри), Романтика, Ангст, Повседневность, PWP, Вампиры, ER (Established Relationship) Предупреждения: OOC, Инцест, Групповой секс Размер: Мини, 2 страницы, 1 часть Статус: закончен Описание: Зеркало Лилит, обе Моки на свободе. Шептать на ухо, касаться пальцами груди и бёдер. Цукуне, сначала как свидетель, потом как участник. Поцелуй со второй Мокой, привкус крови и страсти. Странное соперничество. «Не зазнавайся, ты совсем её не понимаешь».Зеркало Лилит натворило бед великое множество – Цукуне это прекрасно осознавал. Но… беды были странными, приятными порой, со смутными очертаниями женского бюста и длинных, стройных ног; с мимолётным ароматом садовых роз и…крови. Две Моки. Идеальный контраст из тьмы и света, наивности и коварства, обворожительной мягкости и ничуть не менее обворожительной грубости. Внутренняя Мока была королевой внешней Моки, внешняя Мока была… просто её. Две параллели, две, казалось бы, разные реальности – красные и зелёные глаза, розовые и серые, словно обесцвеченные волосы. И губы – у одной тонкие, у другой же, как в насмешку, пухлые, почти сердечком. Но ближе, чем кто-либо. Они же – части одного целого. «Одно целое» – считал Цукуне. Но... никто, к сожалению, ему не запрещал быть таким болваном.
– Ура, пусти, – услышал он смущённый, но бесконечно родной голос Моки. – Ай, руки холодные, Ура! Ура, – послышался беспечный смех. – Омотэ, ты слишком ёрзаешь, – голос внутренней Моки был, как всегда, спокоен. – Сиди спокойней, мне неудобно. Упаду. А потом и ты тоже. – Ура, сейчас же Цукуне придёт, что же он о нас подумает? – Мока с розовыми волосами как-то странно хихикнула и тут же, без перехода, охнула. – Ура! – Придёт, – подтвердила Акасиа. – А вдруг сны станут явью? – Ты шпионишь? – та-которая-не-страшный-вампир, кажется, возмутилась. – Подглядываешь за моими снами? – Я их тоже вижу. Я – это ты. Только… – Совсем-совсем не такая, – закончила розововолосая со странным смешком. – А жаль. – Глупости. Цукуне открыл дверь и зашёл в комнату Моки; закрыл комнату, посмотрел на кровать – глаза чуть не выпали у него из орбит. Мока с розовыми волосами сидела на кровати и болтала ногами – в коротенькой голубой ночной рубашке, она была созданием просто ангельским; Мока, которая тот-самый-очень-страшный-вампир, сидела на кровати, поджав ноги под себя; чуть поодаль, а руки перебирали розовые волосы. – Цукуне! – воскликнула внешняя Мока с радостью; было рванулась, но руки внутренней Моки быстро переместились с волос на плечи. – Цукуне, – повторила вторая Мока низким, бархатным голосом. – П-привет, – у Ауно вдруг обнаружились дефекты речи, как только он заметил, что сероволосая Мока подвинулась к розововолосой почти вплотную. – Омотэ, – прошептала она той на ухо; громко, так, чтобы Цукуне услышал. – Это тот, кого ты любишь, Омотэ? – бледная рука скользнула ещё ниже; тонкие пальцы провели по ткани ночнушки, очерчивая сосок. – Да, – прошептала розововолосая Мока тихо; на скулах её запылали два ярко-алых пятна. – Да, Ура, это тот, кого я люблю, – она тихонько охнула, когда внутренняя Мока слегка оттянула её сосок прямо сквозь ткань. Цукуне не шевелился – смотрел во все глаза. – А я, – шептала Ура Мока, проводя ладонью по тонко очерченной талии; другая ладонь всё так же лежала на груди Омотэ, поглаживала, сжимала. Ткань мешала. – А я, Омотэ? – И ты, – Мока заворожено смотрела на ладонь сероволосой, скользнувшей по бедру, по внутренней стороне. Ура негромко вздохнула – там, на внутренней стороне бедра, кожа была особенно мягкой; манило. – А что я? – шептала Акасиа, касаясь губами уха. Ладонь, которой прежде гладила внутреннюю сторону бедра, повернула ребром; Омотэ раздвинула ноги, Цукуне же, как заворожённый, уставился туда. Тонкие пальцы по полосатым трусикам – а дышать-то и нечем. Ауно с трудом вспоминает, что дышать вообще нужно. – Ты, – шепчет Мока, тихо всхлипывая; сероволосая ласкает сосок уже под ночной рубашкой, сквозь ткань видно только очертания её костяшек; пальцы другой руки уже в трусиках. Ура Мока явно знает, что нужно её подружке – ухмылка на тонких губах издевательская, а глаза смотрят прямо на Цукуне; розововолосая Мока вдруг конвульсивно дёргается. – Ах, Ура! – вскрикивает она сладко. На щеках её пылает румянец, ресницы подрагивают. Внутренняя Мока всё так же ядовито ухмыляется. Как Цукуне оказывается на кровати, он не понимает; только чувствует, что его раздевают, гладят везде, беспорядочно, быстро, сладко и как никогда ощутимо. Если бы Ауно не был шестнадцатилетним девственником, он бы непременно взял ситуацию под свой контроль, но… он был этим самым шестнадцатилетним девственником, была весна, и настойчивая Ура Мока подбивала Омотэ совершать то, чего делать было даже и не нужно. В штанах был мучительный стояк – а кто сможет удержаться, увидев такое? – и когда ширинка оказалась расстёгнута, Цукуне шумно выдохнул. Сам момент всего этого он видит смутно; единственное, что врезалось в память – ярко-красные глаза внутренней Моки; тонкие губы он уже помнил по вкусу – дразнящему, горько-сладкому вкусу крови и страсти. Он помнил, как две Моки вдруг поменялись местами; та-которая-устрашающий-вампир, оседлала его, впустила в себя, туда, где было мокро и горячо; легко, почти насмешливо; а когда она успела раздеться, он как-то упустил. Помнит, как разгорячённая розововолосая Мока вспорхнула над его головой, и Цукуне понял намёк; языком ласкал её промежность, влажную, сладкую, нежную, текущую промежность, а Мока вскрикивала с каждым движением языка. Это было смутно, но в то же время остро, как никогда – внутренняя Мока, приподнимающаяся и опускающаяся резко, неожиданно, доводила да точки и останавливала в нескольких миллиметрах перед этой самой точкой; внешняя Мока, стонущая, прогибающая спину, словно акробатка; и он сам, между ними, рядом с ними, юный, взбудораженный и влюблённый… Когда кто кончил – смазалось. Может, и все вместе, но так же не бывает, верно? Упали они обессиленные; внешняя Мока оказалась посередине. И тут же заснула, как ребёнок – обессиленная от всего. Цукуне приподнялся на локтях. Внутренняя Мока посмотрела на него с внезапным раздражением. – Не зазнавайся, ты совсем её не понимаешь, – прошептала она хрипло. Цукуне улыбнулся, ещё сильнее приподнимаясь. Они снова целовались – долго, но теперь уже спокойно и даже почти ласково. Она снова первая поцеловала его. А может, она и не Омотэ ревновала?
Категория: Романтика | Добавил: Ohiko (26.12.2012)
| Автор: Хана_Вишнёвая
