Автор:Bell from Hell Фэндом: Shingeki no Kyojin Дисклеймер:Хадзимэ Исаяма Персонажи: Эрен Джагер, Микаса Аккерман, Армин Арлерт, Райнер Браун, Эрвин Смит, Ханджи Зоэ, Ривай Рейтинг: R Жанры: Гет, Джен, Юмор, Драма, Фэнтези, Экшн (action), POV, AU, Мифические существа Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие, ОЖП Размер: макси Статус: в процессе Описание: 850-й год. Я - обычный солдат человеческой армии, сражающейся против титанов. Недавно окончила курсантское училище в Тросте, в 104-м отряде. Скрепя сердце, планирую вступить в Разведотряд по личным причинам. Но многие планы могут поломаться, когда вторая за пять лет стена, целый век защищавшая людей от чудовищ, вот-вот готова пасть...
Меня зовут Хиро Мэртирер, и я расскажу вам, как на моих глазах погибали товарищи и рождались герои. В том числе, как закончилась война человечества с гигантами. Посвящение: Исаяме Хаджиме, за великолепное произведение! Низкий поклон! Разрешение на публикацию: с разрешения автора Примечания автора:
Пару слов о фанфике и вопросах, которые обязательно возникнут у читателей: 1. Если название кажется вам знакомым, забейте. Никакого отношения к тому сериалу оно не имеет. 2. ВАЖНО! Идея фанфика в том, чтобы описать происходящие в манге (аниме) события от лица человека, находящегося одновременно и в центре всего хаоса, и в стороне, над конфликтом, с его точки зрения, в данном случае - от лица курсанта из того самого учебного отряда, в котором состояли главные герои. 3. В общем и целом, сюжетная линия будет такая же, как в манге, за исключением пары событий, возможно. 4. Жанр альтернативной реальности поставлен, поскольку ожидается альтернативная концовка. Альтернативная потому, что манга еще выпускается, сами понимаете. 5. Гет - только в мыслях Хиро. Насчет романтических отношений в этом фике автор серьезно сомневается. 6. Да, капрал обязательно появится, когда настанет его время!)
Глава 25. Märtyrer. Революция, подготовленная на скорую руку членами расформированного Разведотряда и отдельными солдатами Военной Полиции и Гарнизона, окончилась так же стремительно и неожиданно, как и началась. После долгого, но вполне благополучного тушения пожара в замке общими усилиями прислуги и охраны, а также гражданского населения, король – уже при свете дня, с ратуши на главной площади Митры – снова повторил свое намерение отринуть титул монарха. Кроме того, он сделал еще одну вещь, потрясшую меня до глубины души и разума – во всех подробностях поведал своим подданным правду о вторжении гигантов. Он рассказал о вражде трех крупных государств, о глобальном исследовании союза ученых из Мерестранда и Шины и о его страшном результате, о структуре стен, о причинах проводимой впоследствии в нашем королевстве политики «запрещения литературы о внешнем мире» - в общем, раскрыл своему народу все карты. Меня терзали «смутные» сомнения, что данную речь ему не помогали написать дядюшка Эрвин и сотоварищи, а произносил он ее не под дулом пистолета. Как бы то ни было, причины отхода от дел нашего дорогого и горячо любимого правителя стали кристально ясны народу, который, как и рассчитывалось, всецело поддержал эту идею, а также немедленно подкинутую деятельным командором Разведки мысль созвать всеобщий народно-представительный совет глав городов и деревень королевства, чтобы создать парламент и переделать королевство в республику. Никто и не надеялся, что данный процесс пройдет быстро и гладко, но после разоблачения всей той грязной лжи, которой обильно поливали простой люд с легкой руки монархического правительства, вряд ли у кого-то осталось желание видеть человека из династии Райс или любой другой именитой семьи в лице главы государства. Каждый крестьянин или ремесленник или солдат в стране требовал перемен, жаждал избавления от многолетней клетки стен и расширения плодородных угодий, ослабления таможенного режима и победы над почти ежегодным голодом. Казалось, демократией – то есть единым порывом и общими стремлениями можно достичь гораздо большего, чем волей одного алчного и эгоистичного монарха, заботящегося только о своем благе и репутации.
Капрал в очередной раз оказался прав насчет размеров той задницы, в которую угодили солдаты королевской армии после свержения единоличной власти Райса. Именно на наши плечи легла ответственность за поддержание порядка и привычной жизни общества. Трудно было убедить горожан и крестьян вернуться к их обычному ежедневному труду после такого невероятного переворота устоев с ног на голову. Приходилось особенно следить за торговцами – любителями при любом удобном случае взвинтить цену на свой товар, разруливать конфликты сторонников назревающей демократии и оппозиционеров, бороться с резко подскочившим уровнем преступности и решать еще миллион разнообразных проблем, ставших следствием революции. Я не имела возможности покинуть столицу следующие два месяца, как и Жан – спасибо Ривалю, великодушно отправившего нас под начал Нила, принявшего на себя руководство остатками войск в Митре. Сам капрал вместе с Конни Спрингером и добровольцами из Гарнизона повез отрекшегося короля в турне по населенным пунктам государства, чтобы он донес свое немаловажное послание до каждого бывшего своего подданного. Первое отделение Военной Полиции было упразднено, и его служащим не оставалось ничего, кроме как присоединиться к своим недавним врагам или отправиться в тюрьму. Можно написать отдельную историю о том, как мы долгое время сражались с превратившимися теперь в мятежников монархистами-аристократами, применяя не слишком гуманные и честные методы. Но политикой я с тех пор сыта по горло, и сейчас мне хочется поведать о том, что предстало перед моими глазами, когда я все-таки вырвалась за пределы Митры и добралась до Стохесса, на деле являвшемся кровопролитным эпицентром восстания.
Первый, врезавшийся в память на остаток жизни вид – внешняя стена вокруг города исчезла. Ее прежнее расположение угадывалось только по каменным развалинам, полукругом огибавшим Стохесс. Сейчас восточная окраина Шина более походила на уничтоженную титанами Шиганшину, чем на густонаселенный округ. Превратившиеся в кучу щебня и кирпичей дома, которые только-только начали отстраивать, следы пуль и копоти на стенах и мостовые, буквально вспаханные невиданной силой, подобно земельным угодьям, заставили меня вспомнить о событиях пятилетней давности. Характер разрушений логично вязался с пропажей стены восточного форпоста – очевидно, из-за пробитого когда-то Энни окошка к гигантам-защитникам города им удалось выбраться на свободу. Но где же они теперь и как именно это произошло, выяснить сразу оказалось непосильной задачей. Напуганные и шокированные горожане едва возобновили функционирование торговли и сельского хозяйства в округе, а солдаты, угрюмые и взмыленные от навалившихся забот и пережитых боев, были не в настроении распространяться о беспокоящих меня вещах. Я даже не могла узнать, что стало с моими друзьями. Вынужденная тратить драгоценное время короткого отпуска на пустое расследование, я бросила все свои силы конкретно на поиски сослуживцев. Удача улыбнулась мне в военном госпитале, но не в палатах, а на кухне – всегда улыбчивая в окружении съестного Саша Браус подрабатывала поваром для больных и раненых.
- О, это был план Б, - сдвинув брови и одновременно с произнесением реплики пробуя на вкус суп, откликнулась она на мой вопрос о стене. Излагая ее пересказ битвы вкратце, я отмечу только несколько основных моментов. С самого начала захват полицейских штабов по всему городу пошел как по маслу, и, возможно, восстание обошлось бы практически без жертв, если бы в Стохесс к утру не нагрянули облапошенные нами в лесах Марии солдаты-оборотни из Первого отделения Полиции. Количеством они в несколько раз превосходили наших гигантов-союзников из Мерестранда, потому Эрвин и пошел на такой отчаянный шаг, как освобождение одного из Колоссов из его каменного заточения. Риск, что полностью пробудившийся гигант окажется неадекватным и примется, подобно застенным сородичам, пожирать всех подряд, был велик, но дядюшка уверовал в то, что в крайнем случае полицейским и разведчикам под силу завалить его, объединившись. В действительности же произошло то, чего никто не мог предугадать – очищенный от каменной оболочки солдатами из морской державы гигант и десяти секунд не продержался в своей колоссальной форме. Узник растворился в облаке пара, явив вместо себя практически обнаженного человека без сознания. План Б провалился, но вскоре командор изобрел план С: продолжить вызволение титанов из стены и использовать пар как прикрытие для сражения исподтишка. В конце концов революционеры выцарапали победу. Тех гигантов, которых не успели отколупать в процессе восстания, освободили из столетнего плена после него. В данный момент все бывшие составляющие внешней стены Стохесса проходят реабилитацию в этом самом госпитале – в основном просветительскую, ведь они пропустили целый век истории.
- Удивительно, правда? Сто лет провести в обличии гиганта и ни на минуту не постареть, - задумчиво-восхищенно проговорила Саша, помахивая поварешкой. Потом ее веселость резко сошла на нет. Плечи охотницы поникли; пребывая в сильном душевном волнении, она схватила с противня свежую булочку и затолкала ее в рот, быстро жуя и чудом не давясь. Я терпеливо ждала, пока она проглотит ее и задаст мучивший нас обеих обоюдоострый вопрос:
- У вас... много?... – самое режущее слух и сердце слово она не произнесла, но от этого мне только стало тяжелее.
- Восемь. Почти все. Остались я, Жан, Конни и Риваль, - каждый звук царапал горло и жег язык. – А у вас?
- Фотня или охоло тохо, - опять вонзив зубы в мякоть, ответила Браус. Проглотив непрожеванный кусок, поперхнувшись, но мгновенно откашлявшись, она выпалила: - Девочка из Мерестранда погибла. Долговязая такая, с большими глазами. Жаль ее.
Я открыла рот, но не вымолвила ни слова. Словно у меня в горле встала Сашина булка. С Розой все-таки случилось то, чего она больше всего боялась: она умерла в бою за чужую страну, за чужие идеалы, сражаясь бок о бок с ненавидящими гигантов чужеземцами. От такой несправедливости жизни у меня на глазах выступили слезы, и я даже не потрудилась их сморгнуть или вытереть. Пусть себе текут в память о бедном невинном оленёнке.
- Из нашего курсантского полка все целы? – спросила я, облокотившись на стол. По осунувшемуся лицу и опущенному в пол взгляду разведчицы я угадала правду.
- Кто? – сердце сжалось одновременно с моим кулаком. – Эрен? – от такого страшного предположения, высказанного вслух, помутнело в единственном глазу. Саша замотала головой. Тугой узел в животе несколько ослаб. – Райнер?
- Нет, - перебила мой готовый излиться ей на многострадальную голову поток имен уроженка охотничьей деревни и, прижав руки к груди, призналась, как в самом ужасном грехе:
- Бертольд.
* * *
Недалеко от города находился большой холм с пологими склонами, густо поросший травой, высохшей и пожелтевшей в это время года и притоптанной приходившими за прошедшие два месяца людьми. Почва здесь была жесткая и в основном содержала в себе глину и песок – в общем, непригодная для земледелия. Гражданская война, однако, нашла ей достойное применение: теперь холм венчало множество деревянных крестов. Некоторые могилы были отмечены лишь горсткой камней или же угадывались в безликих горках земли, немного возвышающихся над общим уровнем. Цветы и венки, слегка скрашивающие удручающий пейзаж, давно завяли или были снесены ветром в отдаление. Наверное, поначалу родственники и друзья навещали покойников почти каждый день, но теперь их горе заглушили финансовые или жилищные проблемы, и они не по своей воле, но, вероятно, с облегчением прервали свои регулярные кладбищенские визиты. Если не вспоминать, что ты страдаешь, то боль почти не ощущается. Поэтому люди ищут спасения, с головой уходя в работу.
На закате дня среди устремленных в небо деревяшек с именами, в спешке нацарапанными или написанными чем попало, или вовсе без опознавательных знаков, сгорбленная, стояла одинокая грузная фигура. Я заметила ее еще на выходе из городских ворот, и за тот час, что я потратила на пешую прогулку до подножия холма и восхождение, она не поменяла позы. Я остановилась в нескольких шагах позади, в совершеннейшей растерянности сжав кулаки выпрямленных рук. Когда я услышала из уст Саши Браус о смерти Берта, стыдно сказать, но у меня отлегло от сердца. Я не забыла его неприязненного ко мне отношения и парочку мелких доставленных им проблем. Может быть, это неправильно и эгоистично, но я подумала: «Лучше уж он, чем остальные». Но это то, чем Хубер всегда был для меня – неприятностью. Отношение же к нему Райнера полностью противоположное. Берт был его лучшим другом – и гораздо, намного лучшим, чем я. И с самого детства. Всегда вместе, встречающие невзгоды плечом к плечу, взвалившие на свои юные плечи ответственность за прорыв стены Мария и гибель огромного количества людей, поддерживающие друг друга, шпионя на вражеской территории. Наверное, мне не дано познать или даже вообразить крепость существовавшей между ними связи, которая теперь разорвана навсегда самой надежной разлучницей – смертью.
Какие слова утешения можно найти для него? Его горе острее и глубже самой проникновенной и мудрой фразы, в нем растворяется смысл и самые искренние слова становятся пустыми. Нужна ли я ему в эти мгновения, неспособная понять и в полной мере посочувствовать его потере? Нет, пусть я не особо любила Бертольда, но разве я не люблю Райнера? Сколько раз его подначивания и суровые шутки поднимали мне настроение? Сколько раз он вытаскивал меня из пекла? И ведь не обращал внимания на мою холодность, на мое равнодушие, ничего не требовал взамен. Разве теперь, в самые тяжелые минуты в его жизни я могу оставить его наедине с вечным одиночеством, с дырой в сердце на месте Бертольда, как сама оставалась после мнимой гибели родителей?
Я неслышно преодолела разделявшее нас расстояние и молча уткнулась лбом между его лопатками, крепко обняв его за талию. Это все, что я могла сделать – показать, что у него все еще есть по крайней мере один человек, который нуждается в нем и который просто так не отстанет от него. Райнер не шелохнулся, когда я прислонилась к нему, и ничего не сказал. Я решила, что он плачет: пару раз мне почудилось, что на руки что-то капнуло. Потом я разобрала шепот:
- … опять ничего… не смог сделать… сначала люди в Шиганшине… теперь мой лучший друг…
Я погладила его по плечу.
- Ты не виноват, - вряд ли это поможет, но мне казалось, что молчание будет выглядеть как мое согласие с его мнением о себе. – Правда. Во всяком случае, в гибели Бертольда – точно. Я уверена. Болезнь Райнера прогрессировала из-за его жажды справедливости, усиленной чувством вины. Я боялась, что он сойдет с ума, если продолжит брать на свою совесть все грехи человечества. Но, видимо, ему приносит какое-то мазохистское успокоение мысль о собственной виновности. Тогда я не вполне осознавала, к какому поступку подобное мировоззрение его подведет.
Я ничего не спрашивала о том, как погиб Хубер. А Райнер, похоже, не интересовало ничего вокруг, кроме своих мучений. Он ушел в себя, и меня это тревожило.
- Райнер, - внезапно я заговорила, не имея ни малейшего понятия о том, что скажу в следующую секунду. Язык действовал отдельно от обескураженного и потерявшегося сознания. – Ты помнишь, о чем мы разговаривали накануне революции?
- Да. Кто-нибудь всегда умирает… - как зомби, отрывисто и невыразительно пробормотал Браун.
- Нет! – громко возразила я, боднув его лбом в спину. – Мы все еще живы! Мы с тобой!
Тут Райнер развернулся ко мне. Его опухшие веки практически скрывали запавшие глаза. Я так давно не видела его лица… Усталое и потрепанное, но в этот миг озаренное каким-то внутренним светом.
- Ты же рад, что я жива? – я интуитивно чувствовала, что должна произнести. И попала в точку: взгляд Райнера вспыхнул, как тлевший и почти погасший огонек, когда на него брызнули бензином. Его глаза блестели надеждой.
- Я рад, - выдохнул он и заключил меня в объятия, горячие и уверенные, вложив в них свои самые сильные эмоции. И поцеловал в макушку. И я осознала, что, пожалуй, все это время была для Райнера нечто большим, чем друг или возлюбленная. Я была тем, что привязывало его к жизни и заставляло идти вперед.
Тем же, чем четыре года был для меня Эрен.
* * *
Сотрудничество с Мерестрандом наконец-то доросло до уровня настоящего доверия и искренней взаимопомощи. Между двумя государствами наладили канал сообщений с помощью солдат-оборотней, причем как принадлежащих приморскому царству, так и бывших подданных, а ныне – равноправных граждан Шины. Получив свой долгожданный отпуск, я не имела представления, на что его потратить – Эрен, по которому я до умопомрачения соскучилась, оказался занят на перестройке Стохесса круглые сутки, работая не покладая рук как в человеческом, так и в титаническом обличии. Особенно тоскливо было слышать время от времени его рёв и двигающуюся меж многоэтажными домами голову, словно оторванную от тела, без возможности обстоятельно поговорить с ним и все выяснить. Райнер же, чтобы справиться с потерей друга, предложил свою помощь на политическом поприще Эрвину, который, хоть официально и не состоял в парламенте, имел на него большое влияние. Короче, все те дорогие мне люди, с которыми я надеялась и мечтала провести блаженные дни ничегонеделания, по горло завалены различного вида заботами, в то время как я оказалась не у дел. Посему, когда Ханжи почти что выбила ногой дверь в казармы, где я обитала, с безапелляционным заявлением, что я обязана поехать с ней в Мерестранд, я не стала отнекиваться и отбрыкиваться. К тому же, мне ни с того ни с сего захотелось увидеть маму. Вдруг она даст мне совет насчет моих запутанных отношений с моими… э-э-э… друзьями.
Ханжи пребывала, как в большинстве случаев в предвкушении новых исследований, в неуемном возбуждении. Даже поднявшийся почти что ураганный ветер, не сбросивший нас с головы транспортного гиганта только потому, что мы вцепились в его загривок всеми конечностями и чуть ли не зубами, был не в силах ее угомонить. Получившая статус посла-ученого и звание майора, Зоэ везла в Мерестранд своим коллегам – в том числе, и моей маман, - образцы антидота к WV и его «рецепт». По прибытии в приморский город она едва ли не кидалась на прохожих с расспросами - столько вопросов относительно жизни мерестрандцев мучило ее. Слава Богу, встречающая нас делегация оперативно препроводила ее в Исследовательский Центр, а я, свободная, как птица, по плану отправилась навестить мамочку.
К удивлению, маму я застала не одну – впрочем, это объясняло ее отсутствие в составе сопровождающих сейчас Ханжи ученых и важных шишек. Вместе со своими тремя гостями она нависала над круглым столом не более метра в диаметре, на котором распластали, насколько я могла судить, ту самую карту, которую Анжелина показывала мне в мой прошлый визит. На скрип двери все четверо вскинули головы, и я узнала своих сотоварищей – Имир, Кристу и… Армина, которого я тут же стиснула в объятиях, да так, что у блондина затрещали кости.
- Такими темпами я опять отправлюсь в госпиталь, - просипел он, вынуждая меня выпустить его. Несмотря на прогнозирование своей кончины с моей «легкой» руки, Армин сиял, как золотая монета. Выглядел лучший после Смита стратег вполне здоровым и цветущим. Выяснилось, что он прибыл в Мерестранд пару недель назад вместе с Григорием Йегером, который в конце концов решился выйти из тени и побороться за свою идею с противоядием, не ведая, что, благодаря стараниям дипломатов Шины, царство уже успело признать ее и планировало начать воплощать в жизнь. Впрочем, его опыт явно будет не лишним в этом нелегком деле. И именно доктор Йегер с помощью гипноза и каких-то особых травяных настоек вытащил воспоминания Имир о своей жизни до превращения в гиганта наружу.
- Я, конечно, помню все нечетко и урывками, но это лучше, чем ничего, - пробурчала девушка в веснушках, когда я начала ее расспрашивать. – Но я на сто процентов уверена, что Хольц не был уничтожен ни после нападения на него титанической армии Шины, ни после глобального распространения гигантов на материке. Я и в самом деле родилась и жила в лесном королевстве и даже служила в армии. Кажется, мы прятались от титанов под землей и на высоких деревьях…. Охотиться приходилось ночью, подвергаясь риску быть разорванными неприрученными волкодавами, тоже ищущими в темноте, чем поживиться. Единственным шансом выкарабкаться из такого плачевного положения наши предводители считали выкрасть у Шины секрет трансформации людей в исполинских чудищ и использовать его против них самих. С этой целью они и послали самых способных бойцов в далекий путь к чужой стране. Я была среди них. Большая часть из нас, разумеется, сгинула на полдороге…. – Имир нахмурилась, словно не могла воскресить в памяти картину, о которой рассказывала, - или, напротив, эта слишком четкая картина внушала ей отвращение. – Про остальных не помню… но я определенно добилась успеха, - тут она самодовольно усмехнулась краем рта. – Я стащила вакцину из королевского замка, но меня засекли и сели на хвост. Я не придумала ничего лучше, чем воткнуть себе шприц в вену и удрать уже в форме титана. Вот только я не рассчитывала, что мне придется носить подобный облик лет шестьдесят, - Имир опустила подбородок и взгляд. – Помню, как шаталась, бродила, изредка дралась с другими гигантами и гонялась за редкими человечишками, безрассудно лезшими на рожон. Но это как во сне… не по-настоящему, как-то перевернуто, далеко…. А потом стараниями сумасшедшего доктора я проснулась человеком и слиняла при первой же возможности, продолжив скитания уже как обычная девушка – правда, немного шокированная тем, что осталась при своих годах и внешности. Только волосы и ногти отросли до невозможности. Я их позже обкорнала. И, так как постоянно кормиться подачками и воровством не представлялось реальным, я очутилась в курсантском училище – на теплом местечке, где частично забытые солдатские навыки полностью вернулись ко мне.
- Странно, что все так упорно делали из меня информатора, - наполовину возмущенно, наполовину удивленно сказала Хистория Райс, когда настала ее очередь докладывать о своих злоключениях. Как я уже догадалась по не так давно открывшейся публике настоящей фамилии, миловидная девушка приходилась нашему бывшему королю родственницей, а ловко уведенному у нее из-под носа трону – законной наследницей. – Конечно, я являюсь внебрачной дочерью старшего сына короля, который пожелал дать мне свою фамилию, но это же не значит, что я в курсе всех интриг двора? Меня и мать-то не особо любила, считала обузой. А после ее убийства я скрывалась от преследователей под фальшивым именем и попала в армию по той же банальной причине, что и Имир – надо же мне было где-то и на что-то жить? Анжелина надеялась, что я поведаю ей о тайной связи короля Шины с Хольцем – если таковая вообще существовала. Разведчики полагали, что я им расскажу о гигантах в стене и их происхождении. А я знаю, получается, гораздо меньше вашего.
Мама, по ее словам, совместно с Эрвином планировала в будущем снарядить экспедицию в леса, где раньше находился Хольц, и выяснить, пережило ли королевство столетнее вторжение гигантов. Если да, то уговорить его представителей присоединиться к вновь созданному альянсу двух государств и к борьбе против общего врага. Я поддержала ее желание к объединению – возможно, это и есть самый правильный путь к победе над гигантами.
Закончив нашу длившуюся не один час беседу, ее участники стали разбредаться по своим делам. Имир и Криста двинули в мэрию – как особа королевских кровей из Шины и официально единственная выжившая из Хольца были обязаны главой города к ежедневным визитам для «укрепления отношений между союзниками», хотя Хисторию в Шине почти никто не знал и к власти она никогда не допускалась, а черноволосая воительница и в самом деле могла остаться последней на свете из своего рода. Армин и Анжелина собирались почтить своим присутствием консилиум, собранный по поводу противоядия и способа ввести его неуправляемым гигантам, жаждущим смерти каждого отдельного человека. Но я выразительно посмотрела на маму, и она резко притормозила у двери, пообещав Арлерту, что догонит его, и подошла ко мне.
- Что-то не так, солнышко?
- Фу, а можно без дурацких прозвищ? – скривилась я, заставив маму рассмеяться.
- В смысле дурацкое? Так нормальные люди демонстрируют свою нежность!
- Мы с тобой ненормальные.
- Так тебя это беспокоит? Наша ненормальность? – посерьезнела мама.
- Нет, - я замолчала и долго не могла выдавить из себя ни слова. А когда я наконец открыла рот, глаза мгновенно наполнились слезами. – Я… я не мо… м-могу… решить!...
И разревелась. Я уже и не помню, когда в последний раз так плакала. Наверное, когда влезла в секретную коробку капрала. Я привыкла держать свои переживания в себе и не отвлекаться на них – на поле боя не до эмоций. А после… после меня так загрузили работой! И все это навалилось… Я так устала. Мне так надоело разрываться! Между Разведкой и тихой-мирной службой в Гарнизоне, между матерью и друзьями, между Мерестрандом и Шиной, между правдой и ложью, между Эреном и Райнером…
Я взахлеб и вперемешку с кучей не имеющих никакого отношения к моей личной жизни событий выплескивала все, о чем ни с кем не говорила, человеку, которого мне так не хватало. Высказавшись, я ощутила небывалую легкость и удовлетворение. Мама гладила меня по волосам и плечам и терпеливо выслушивала, как и должно было быть всегда.
- Значит, ты просишь совета насчет того, кого выбрать? – я кивнула, вытирая лицо рукавами. Мама глядела на меня сверху вниз, пронизывая своими рентгеновскими глазами. Прищурилась. – Скажи, Хиро, а чем ты планируешь дальше заниматься? Вернешься в армию после отпуска?
- Ну да, - икнув напоследок, подтвердила я. – Так я могу постоянно находиться рядом с Эреном, да и не нужно заботиться ни о чем, кроме выживания в экспедициях. Смерти я, кажется, уже перестала бояться…
- Стоп, деточка. То есть ты хочешь остаться на службе ради Эрена? Ты что же, вознамерилась вечно его преследовать, несмотря на то, что между ним и этой его сестрой происходит то же самое?
- В смысле?
- Она же тоже за ним по пятам везде ходит, как я поняла? Но они вместе пережили гораздо, гораздо больше, чем ты с Эреном. Твои старания и в подметки не годятся их эмоциональной близости. Ты так и будешь до старости беспомощно наблюдать, как они осознают свои чувства, создают семью?
- МАМА! – вскричала я обиженно, чуть ногами не топая. – Откуда тебе знать?!
Черт, насколько это больно – слышать свои скрытые мысли и догадки из чужих уст!
- Я могу ошибаться, но это просто трезвый расчет уже много чего повидавшего мудрого человека, - холодно заметила мама. – Ты и так похоронила свои возможности на спокойную и безопасную жизнь благодаря ему, хватит приносить жертву человеку, который их не ценит – вот тебе мой совет.
- А вдруг ценит?! – не сдавалась я. – Вдруг ему важно, что я хочу всеми силами его защитить?
- Как мужчину его это только раздражать должно, - отрезала мама. – Да он даже и не подозревает о твоих благородных намерениях. Расскажи ему – он глаза округлит и на край света от тебя сбежит. Или до конца вашей недолгой впоследствии дружбы будет чувствовать себя неловко в твоем присутствии.
Я поджала губы. Не ожидала от родительницы такой безжалостной прямоты. Не думаю, что она во всем права. Но потребность поговорить с Эреном стала еще сильнее. И необходимее.
- Что касается Райнера… не советовала бы тебе связываться с человеком с психическими расстройствами.
- Я нужна ему! – взорвалась я. - Бертольд погиб, его больше некому поддержать!
- Тебе так хочется ради хоть кого-нибудь пожертвовать собой, что ли? Если ты ему нужна, это еще не значит, что он нужен тебе. Кроме того, Райнер умен – умнее, чем ты себе воображаешь. Если он хочет для тебя добра, он никогда не станет привязывать тебя к себе. Браун знает, что он – обреченец. Его не спасти.
- Не спасти? Что ты имеешь в виду? – я совсем потеряла нить ее рассуждений. – Если ты об ухудшениях здоровья из-за трансформаций в гиганта, то я прослежу, чтобы они больше не повторялись!
- Я не об этом, - вздохнула мама. – А о его обостренном чувстве справедливости.
- Не понимаю…
- Скоро поймешь.
- Короче, ты советуешь мне бросить армию, забыть об Эрене и разорвать дружбу с Райнером? – скрежеща зубами, подытожила я. – А вот хрен! Мне нравится быть солдатом! НРАВИТСЯ, слышишь?! И Эрена я люблю и завоюю! И Райнеру помогу! Вот увидишь! – на последней фразе я хлопнула дверью и понеслась по винтовой лестнице вниз, громко топая. На глазах опять выступили соленые капли, но на этот раз – от злости.
И почему мы никогда не слушаем своих родителей, хотя они почти всегда правы?
* * *
Вернувшись из Мерестранда вместе с Армином, твердо решившая в тот же день увидеться с возлюбленным и все прояснить, я подкараулила его после работы. Надо упомянуть, что с титанической помощью Стохесс довольно быстро восставал из руин. Интересно, в намерения парламента входит отстройка пятидесятиметровой стены, или, наоборот, абсолютный снос нашей столетней клетки? Как бы то ни было, я схватила Эрена чуть ли не в охапку, едва он повернул в сторону своего временного дома, и буквально поволокла его к кладбищу. Там, как мне казалось, наиболее уединенная местность. Ладони у меня изрядно взмокли от волнения, сердце испуганно ухало на каждом шагу. А вот Йегер, вроде бы, пребывал в вежливом изумлении. Я с досадой отметила, что мама, похоже, не ошиблась насчет того, что Эрен даже после моего внезапного поцелуя и не подозревает о его причине.
- Рад видеть тебя живой, - произнес он с улыбкой, как только я разжала руку и встала с ним лицом к лицу. Сказал примерно то же самое, что я с таким трудом выбила из Райнера, легко и непринужденно, отчего по коже изнутри пошли мурашки. Разве мне не достаточно того, что он беспокоится о моей жизнеспособности? Нет, как ни печально это признавать, но человек алчен. И я не исключение.
- А я тебя, - прошептала я, тянясь пальцами к его волосам и расчесывая ногтями пряди у ушей. Несколько секунд Йегер терпел, потом отклонился, потерев ладонью шею.
- Перестань. Не люблю, когда у меня в волосах копаются, - извиняющимся тоном промолвил он, но в душе у меня уже что-то оборвалось. Моя рука безвольно рухнула вдоль тела.
- Эрен, я хотела… - на этом моя решимость закончилась, и я скомкано закончила: - … хотела узнать, когда Разведотряд возобновит экспедиции.
Вот балда! Неужели Эрен смог бы чисто теоретически ответить на такой бессмысленный вопрос? Даже Эрвин вряд ли раздумывает об этом!
- Так и я не в курсе. Лучше у командора Смита спроси или у капрала… - закономерно откликнулся Йегер. Затем его лицо приобрело задумчивый вид. – Знаешь, даже если они и возобновятся, я уже вряд ли буду в них участвовать.
- Что? – обронила я шокировано, едва не осев на землю ввиду подкашивающихся колен. – Ты о чем?
- Я… Я, наверное, уйду из Разведкорпуса. И вообще из армии, - поведал мой возлюбленный несколько смущенно.
- Но… но…. Но почему?! Не ты ли жаждал уничтожить всех гигантов до единого?!
- Тогда я не знал, что эти гиганты на самом деле - невинные люди, - заупрямился Йегер. – Теперь моя месть не имеет смысла. А так как скоро новое правительство приведет в действие антидот и большинство титанов вернет свой изначальный облик, территории материка вновь станут безопасными. И мы с Армином сможем осуществить свою давнюю мечту….
- Отправиться за стены путешествовать, - закончила я сдавленным голосом. Руки дрожали, да и все внутри трепетало. Заявление Эрена было полнейшей неожиданностью. Я не была к нему готова ни на йоту.
- И что… что же делать мне? – я не понимала, что говорю вслух, пока воин-гигант не ответил:
- Ты прекрасный солдат. Почему бы тебе не продолжить служить в Разведке? Уверен, тебя скоро повысят….
- Эрен, ты что, правда ничего не понял? – выговорила я, практически не слыша его.
- Чего не понял?
- Почему я тебя поцеловала! – закричала я в исступлении. Ладони чесались, кулаки сами собой сжались для удара. Хотелось причинить ему боль – по крайней мере, физическую – настолько невыносимо больно было мне. Ощутимо больнее, чем на столе для пыток.
- Поцеловала? – удивился Эрен, словно совершенно забыл об этом инциденте. – А-а, перед революцией, что ли? Ты же вроде сказала, что на удачу.
Я прикусила нижнюю губу, чтобы не завыть на весь город. Задыхаясь, видя только черноту перед собой, я услышала звонкий хлопок и почувствовала жжение на ладони. Краешком сознанием осознав, что влепила недалекому возлюбленному смачную пощечину, я мчалась обратно в Стохесс с такой скоростью, словно за мной гнался десяток девиантов, а в баллонах привода кончился газ.
В голове билась только одна мысль: ничего хуже со мной не случалось за всю жизнь, включая пропажу родителей без вести, гибель членов спецотряда, оторванную руку и мое вынужденное предательство друзей. Но я глубоко заблуждалась. В тот день мне предстояло получить кое-какую еще более болезненную и грозящую сердечным приступом новость – спасибо недавно созданному ежедневному газетному изданию «Глас народа»:
«ВИНОВНИКИ ПАДЕНИЯ ШИГАНШИНЫ И МАРИИ ПЯТИЛЕТНЕЙ ДАВНОСТИ НАКОНЕЦ ПОЛУЧАТ ПО ЗАСЛУГАМ: ТИТАНЫ РАЙНЕР БРАУН И ЭННИ ЛЕОНХАРДТ, ПОЛНОСТЬЮ ПРИЗНАВШИЕ СВОЕ ПРИЧАСТИЕ К ТРАГЕДИИ, ОСУЖДЕНЫ НА СМЕРТНУЮ КАЗНЬ ПАРЛАМЕНТОМ РЕСПУБЛИКИ».
* * *
- Какого черта, Эрвин?!
- Не орите на меня, рядовой Мэртирер, - пресек мои попытки устроить истерику дядюшка и жестом пригласил меня сесть в плетеное кресло напротив. Я осталась стоять, испепеляя его взбешенным взглядом. Смит прикрыл глаза и уткнулся лбом в единственный кулак. – Хиро, это же не только я принимаю решения. У нас теперь демократия, забыла?
- Они же на нашей стороне! Участвовали в революции, теперь страну на ноги поднимают! Да, накосячили они знатно, но нельзя же так!...
- Еще как льзя. Помнишь, вы с мэром и генералиссимусом заключали договор, по которому как минимум двое из пятерых помилованных судом гигантов должны быть преданы казни после пятьдесят восьмой экспедиции за стены? Так вот, какой-то особо крупный идиот-аристократ, вхожий в парламент, догадался слить эту информацию в массы. И народ схавал, Хиро. В столице организовали митинг, участники которого требовали немедленной расправы над гигантами. Пойми, людям непросто так сразу принять факт, что оборотни сейчас есть наши союзники. Им хочется справедливости, отмщения за тех, кто сложил головы в Шиганшине и так называемом «освободительном походе», на деле кровавой бане. Им плевать, как много сделали они для свободы граждан Шины от лживой политики короля и жизни взаперти. И уж тем более им плевать на лично твои дружеские отношения с преступниками.
Я упала в кресло. Ноги не гнулись, а в висках стучало: «Неправда! Это не может быть правдой! Это всего лишь ночной кошмар! Я проснусь! Непременно проснусь! Вот сейчас! Сейчас….» Но Эрвин не растворился в дымке, я не очнулась в казарме на влажных простынях. Мне наяву на полном серьезе подтвердили, что известие о предстоящей казни – ни разу не шутка и не утка.
- Почему? Почему именно Райнер и Энни? Я и Имир… мы же тоже попадаем под нужные критерии!
- Имир при нынешнем положении дел рассматривается как наиболее вероятный посол Хольца. Ее парламент тронуть не может ни при каких обстоятельствах, - объяснял Смит столешнице, видимо, избегая поднимать взор. – А ты… Браун настоял, что ты не причем, и всю ответственность взял на себя. И это кристально ясная всем и каждому истина, так что даже не пытайся возражать! – пригрозил дядюшка, вперившись в меня пронзительно голубыми глазами, совсем как у мамы. – Кроме того, это была его идея.
- Какая еще идея? – бесцветным голосом выдавила я.
- Согласиться на требования столичного народа. Мы ведь вправе проигнорировать митинг, если он прошел локально в одном лишь городе. Но Браун заметил, что поддержав желание граждан, новое правительство скорее завоюет их доверие. И, как я считаю, с точки зрения политики это самое верное решение, - заявил Эрвин, поправляя куртку на плечах. На ней все еще красовалась эмблема Разведки. Я застыла в кресле, подобно мраморной статуе, переваривая слова дядюшки.
Обостренное чувство справедливости, не так ли, мама? Сам себя обрек на смерть, не вынеся чувство вины и горя от смерти друга…. Милый друг, зачем ты так сильно желаешь наказать себя за свои лучшие качества, совсем не думая о том, как мне выдержать твое самопожертвование? Я чувствовала себя погано. Горько. Обессиленно.
Но просто так оставлять это я была не намерена.
* * *
- Пришла попрощаться? – сурово сдвинул брови Райнер, не вставая с тюремной койки. – Зря.
- Нет. Поинтересоваться, в какой конкретно момент ты сбрендил настолько, чтобы дойти в своем альтруизме до эгоизма? – ровно проговорила я, вцепившись в решетку обеими руками, чтобы не тряслись от злости.
- Я в своем уме! – взревел Райнер, одновременно с криком вмазав кулаком в стену, так что та содрогнулась. – Пойми, Хиро, после каждого большого социального и политического потрясения народу и власти нужен козел отпущения, которого можно обвинить во всех бедах и уничтожить, сделав вид, что теперь все будет хорошо – преступник же мертв. А то, что наше с Энни признание было чистосердечным и мы дали заключить себя под стражу, знаменует искреннее желание всех гигантов-оборотней сотрудничать с обычными людьми….
- Я все это уже от Эрвина слышала! – рявкнула я, переорав его. – Меня просто бесит, что ты даже не сказал мне о своем намерении стать этим «козлом отпущения»! Я-то понимаю, что тебя всего лишь мучает совесть, а эти слова о сближении людей и гигантов – прикрытие! Чистосердечное признание, добровольный арест, казнь забравших тысячи жизней раскаявшихся чудовищ во имя перемирия – до чего красивые слова! Я прекрасно представляю, что творится в твоей голове, Райнер! Каждый грешник в глубине души хочет быть наказан за свои грехи – не так ли?
- Из-за меня погибли люди, а их родные потеряли дома и страдали от голода, - убито пробурчал друг себе под нос, но я ловила каждый издаваемый им звук с жадностью и мазохистским упоением.
- Знаешь, сколько солдат погибло по приказу Эрвина?! – я дернула решетку со всей дури, так, что стоящие по бокам камеры охранники сделали движение, словно хотели оттащить меня подальше, но передумали в последний момент. – А скольких моя мать лишила рассудка своими экспериментами? И ничего, живут как-то и в ус не дуют! Один ты делаешь из этих необходимостей военного времени трагедию вселенского масштаба!
- Я слышу в твоих речах мысли командора Смита. Ты, похоже, прилежно впитала его воспитание…
- Заткнись! Заткнись! Не смей мне тыкать Эрвином, когда сам предложил ему подобный бред с поддержкой народной воли! – взвизгнула я. Один из полицейских тронул меня за плечо и пробормотал «Мэм, тише, иначе…», но я отмахнулась. – Скажи, ты совсем не думал, как я восприму твою смерть? Или тебе совсем на меня плевать? А еще так приставал со своей дружбой в училище, словно я тебе обязана! Что, сдулся? Нелегко со мной дружить, да?
- Хиро, это не ты, это я тебе плохой друг, - с горечью выдохнул Браун, стиснув виски пальцами. – Тебе от меня ни пользы, ни элементарной радости….
- Я ВИЖУ! – я в ярости пнула решетку. Она зазвенела особенно громко, и Райнер впервые посмотрел на меня. В его взгляде перемешались страх, усталость и непобедимая упертость. Ни капли сочувствия. – Пошел ты!... – обронила я, оставив в покое многострадальные прутья, и поспешила к лестнице наверх, дыша, как бык на родео. Но, стоило мне преодолеть последнюю арку коридора, как меня окликнул грубый низкий голос:
- Мэртирер! Мэртирер! Сюда иди!
Я замерла у крайней камеры. У решетки по ту ее сторону стояла Энни Леонхардт. Просунув руку между прутьями и схватив за воротник, она притянула меня вплотную к себе, вжав щекой в ячейки решетки, и прошептала прямо в ухо:
- Мотай на ус. Казнь через три дня. Завтра ночью мои продажные, к счастью, охранники забудут запереть камеру, я «нападу» на них, заберу приводы и свалю к чертям из этой страны, а, если получится, и за море. Райнера я, разумеется, тут не брошу. Так что заканчивай посыпать голову пеплом раньше времени. Мне на политику чихать с высокой колокольни, и своей жизнью разбрасываться не входит в мои планы.
Так же грубо отпихнув меня, Энни ушла вглубь своей камеры, а я застыла на месте с глупейшей физиономией, не веря внезапно свалившейся на меня надежде, подаренной недолюбливающей мою персону гигантшей. По лестнице я взлетела, озаренная хитро-скромной улыбкой. И меня тоже совсем не волновало, как будет выкручиваться свежеиспеченный парламент с побегом своих «козлов отпущения».
* * *
Заголовок вышедшей два дня спустя «Гласа народа» не был для меня сюрпризом, однако я с не меньшим интересом и взволнованностью, чем остальные солдаты в казармах, тянула на себя статью под названием «ПОБЕГ ИЗ-ПОД ЗЕМЛИ: ЖЕНСКАЯ ОСОБЬ СНОВА НА СВОБОДЕ». Газета на десятерых в бараке у нас была одна, и мы чуть ли не дрались, залезая друг другу на спины и читая вверх ногами, но, главное, вообще читая всколыхнувшую республику новость.
«…Энни Леонхардт оглушила охрану… ограбила оружейный склад… покинула город с помощью привода пространственного маневрирования… Военпол снаряжает отряд на ее поиски…»
Я отлипла от газетного листа и отползла от возникшей кучи мала, крайне встревоженная. Они ни слова не написали о том, что Райнер сбежал вместе с ней. Но почему?...
Страшное предчувствие или, скорее, догадка поразила меня, как молния. Накинув куртку, я рванула в подземелья, где содержали политических преступников. Запыхавшаяся, я врезалась в решетку камеры Райнера и отчаянно застонала. Худшие опасения подтвердились: мускулистый светловолосый осёл, забившись в угол комнатушки, как ни в чем не бывало поглощал свой завтрак.
- Почему? Почему ты все еще здесь?
Райнер даже не отвлекся от своего занятия, чтобы поднять глаза.
- А почему бы мне не быть в тюрьме накануне собственной казни? – спокойно вопросил Браун.
- Ты должен был сбежать вместе с Энни, - прошипела я, не обращая внимания на стоящих совсем близко полицейских. – Почему?.. Она же обещала мне! Райнер с раздражением уронил ложку в миску с супом и встал. Неторопливо поставил тарелку на стул и в конце концов подошел к прутьям. Его лицо выражало саму строгость.
- Она хотела вытащить меня чуть ли не силой, но я убедил ее позаботиться о себе. Я в самом деле повел себя как эгоист, вынудив ее сдаться властям. Мне не следовало решать судьбу Энни за нее, это моя ошибка. У нее свои причины выжить любыми способами, поэтому я не осуждаю ее за побег. Но меня это не касается. Они и так могут потребовать тебя на казнь вместо нее! – тихо и терпеливо растолковал Браун. Его дыхание щекотало мне лоб.
- Не потребуют! Парламент уже официально обвинил Энни в падении Марии, не могут же его члены заявить теперь, что немного перепутали, и с бухты-барахты приплести меня! – презрительно выплюнула я. Потом, сдаваясь, уперлась лбом в решетку. – Зачем же ты такой принципиальный дурак?! И без твоей смерти бы как-нибудь разобрались с гигантами-союзниками и доверием к ним! А так… так я расстанусь со своим лучшим другом.
Райнер приподнял мой подбородок согнутым указательным пальцем, и я увидела, что он улыбается – ласково и утешающе.
- Если б я сбежал с Энни, мы бы точно так же навсегда расстались: путь в Шину и в Мерестранд был бы мне заказан. Так чем моя смерть хуже?
Я припасла тысячи аргументов, чем конкретно жизнь в разлуке лучше смерти, но привести их мне уже не хватало ни дыхания, ни веры, что они подействуют. Уже слишком поздно. Завтра Райнера Брауна, моего дорогого и любимого друга, не станет, и я не в силах этому помешать. Горло стало совсем сухим - впрочем, и глаза тоже. Меня настигла такая же опустошенность, как перед революцией, когда ощущение нереальности происходящего тонет в абсолютном равнодушии к тому, что будет после того, как привычный мир рухнет. Райнер положил свою огромную тяжелую ладонь мне на плечо и большим пальцем пощекотал мою открытую короткой стрижкой шею.
- Пожалуйста, Хиро. Уважь мой выбор. Как настоящий друг.
Это были последние слова, которые я от него услышала.
Категория: Ангст | Добавил: Ohiko (19.05.2015)
| Автор: Bell from Hell
