Автор: Lacivo Lorybi
Название: Не больно
Фендом: Shingeki no Kyojin
Дисклеймер: Хадзимэ Исаяма
Персонажи: Леви, Петра, во второй главе Эрен прибежал, а еще Ирвин один раз по краю кадра маячил
Жанр: Гет, Ангст, Драма, Психология, Hurt/comfort, Established Relationship
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: закончен
Размещение: вот если чисто ради эксперимента разрешу, оно кому-нибудь понадобится? если что, будьте людьми, киньте ссылку? меня в качестве автора укажите и ссыль на фик на фикбуке оставьте. даааа...
Предупреждения: Смерть персонажа
От автора: По заявке на фразы "Мне не больно" и "Я тоже человек"
Автор бредит, он знает это. И это печально Т_т
Описание: Если бы он больше выкладывался, если бы тренировался на пару часов дольше и на пару порядков усерднее, был бы сильнее, быстрее. Если бы… Многие могли бы выжить. Петра была бы жива! Эрд, Гюнтер, Ауруо, они тоже могли бы быть живы!
Мне не больно
Хлесткий, пустяковый, но такой болезненный удар по лицу произвел эффект ушата ледяной воды спозаранку в теплую постель. Леви быстро обернулся, бросая гневный взгляд на наглую тонкую ветку посмевшую встать у него на пути и при такой скорости рассекшую скулу, наверное, до кости. Горячие струйки побежали по щеке, а в следующий момент Леви влетел в крону молодого деревца, запутавшись в гибких ветках, как муха в паутине.
Только что он едва не лишился глаза. Но все равно было глупо так вздрагивать, оборачиваться. Глупо было вообще замечать эту царапину, которая, безусловно, скоро заживет. Глупо было придавать этой мелочи такое значение, он столько раз уже получал ветвями деревьев и по морде и вообще куда угодно. А еще он получал травмы, ранения, порой опасные для жизни. Но даже они не производили на Ривая такого… эффекта? Впечатления? Не вводили в состояние какой-то растерянности и потерянности, опустошения.
Зло сплюнув, Леви зацепился тросами за ствол гигантского дерева, что удобно маячил в нескольких десятках метров, и тупо, бездумно рванулся из плена ветвей, еще больше оцарапав лицо и руки. И опять едва не влетел в такую же ловушку гибких и тонких ветвей, обогнув крону по ломанной рваной траектории.
Нельзя было так поддаваться чувствам, эмоциям. Нельзя было так себя распускать. Нельзя было так ненавидеть эту бедную несчастную ветку, которой не посчастливилось оказаться на его пути. Ничто не должно было его отвлекать сейчас, когда черт знает, что стряслось с Эреном, когда где-то поблизости бродит женская особь, когда, скорее всего, они уже сцепились и вряд ли ситуация в пользу Эрена. Когда провалена операция, которую они так долго готовили. Когда от его элитного отряда остались лишь окровавленные ошметки. Когда они на грани того, чтобы потерять последнее. Нельзя было поддаваться.
Ривай видел много смертей. Разных. Быстрых. Медленных. Легких. Долгих. Мучительных. Разных. Он умел держать себя в руках, умел не пускать в голову лишние мысли, что несли с собой лишь эмоции и страдание. Он считал, что давным-давно, еще в далекой и весьма дерьмовой юности, научился не терять над собой контроля в любой ситуации. При любых обстоятельствах. Сжать волю в кулак и действовать с холодным расчетом, держать лицо и просто держаться. Считал, что давно изжил в себе такую поганую вещь, как нервы, которая так мешает жить, задушил, убил никому не нужные эмоции, научил сердце биться всегда одинаково ровно. Он делал из себя то, что нужно было человечеству и разведке – машину для борьбы с титанами, живое оружие, которое не подводит, не пугается, не поддается порывам. Он считал, что достиг цели.
Он ошибался. И сейчас понимал, что рушится абсолютно все. Он совсем себя не знает. Он не может с собой совладать. И перед глазами все маячит и маячит образ мертвой Петры, ее широко раскрытые глаза, глядящие в небо в немом удивлении. Кровь, стекающая по ее лицу, безвольные руки. Она лежала там неподвижно, поломанная, окровавленная, являя собой воплощение наивному неверию: «Меня убили? Нет, это просто злая шутка. Так не могло выйти. Я слишком молода».
Он тоже не мог поверить в ее смерть. Она не должна была умереть. Такие не созданы для смерти. В животе заворчало, но не от голода, а от слишком непривычных, давно забытых ощущений: боль, ненависть, неверие, бессилие. Леви едва не выл, бесполезно отгоняя от себя этот мертвый взгляд, этот образ. Нервы, как он считал давно с корнем вырванные, ожили, почуяв свой звездный час, обожгли изнутри раскаленными натянутыми и лопнувшими струнами. И все казалось слишком хреновым, горьким для реальности. И даже такая мелочь, как ветка, больно била. Не по лицу, но в душу.
Она не могла умереть.
Женскую особь, которую не заметить было сложно, Ривай увидел едва ли не в последний момент. Не в силах вернуть контроль над самим собой, занятый кровопролитной и безжалостной войной с собственными чувствами, он скорее интуитивно, из большого опыта «общения» с титанами понял, что зря Микаса атакует сейчас. Лучше подождать. Он привык принимать если не тщательно обдуманные решения, то, по крайней мере, логичные, имеющие аргументы в свою пользу. Леви, если бы его спросили, всегда мог сказать, что поступил так, потому что так и так, этот вариант наиболее выгодный в данном случае из-за этого и из-за того. Он всегда знал, почему поступил именно так. А сейчас соображал по ходу дела, понимая почему принял такое решение, лишь объясняя его Микасе. И, заодно, себе. Просто до реальности мысли как-то не доходили. Слишком было больно. Слишком погано.
Кто спорит, вполне предсказуемо, но Петра была не просто его солдатом. Все они были не просто членами элитного отряда, и многие убитые сегодня разведчики были для него не просто именами в бумажках. Но Петра, именно Петра, значила для него намного больше. Больше всех погибших, больше разведки, больше человечества и всего мира вообще. Она значила слишком много. Она была всем. Человеком искренним и любимым, пусть и со своими недостатками. Ведь Ривай прекрасно понимал, что он сам тот еще подарок и Петра в сравнении с ним сущий ангел. Но она принимала его таким, какой он есть, любила, ждала, радовалась и, как ни странно, понимала. Противоположности притягиваются, и Леви, поначалу едва ли понимавший, что между ними творится, долго относился к девушке слишком уж настороженно. А потом как-то прошло. Пришло понимание, пришли ответные чувства. Она стала для него человеком, тем единственным человеком, без которого, как оказалось, не нужен весь этот поганый мир. Не нужно ничего. Вообще ничего.
Петра по праву заслуживала место в его отряде и, конечно, выбирая солдат, Ривай ни на йоту не руководствовался собственным чувствами к Петре. Она попала сюда исключительно за свои заслуги. Но все-таки он надеялся, что так сможет быть ближе к ней, сможет, если что защитить и уберечь, ведь от смерти на территории гигантов не застрахован абсолютно никто. Абсолютно.
Уберег. Конечно. Именно в тот момент, когда он был ей нужен, необходим, когда мог обменять свою жизнь на шанс спасения для нее, что сделал бы не задумываясь, он был слишком далеко. Да, он не обязан был быть рядом, но… это было слишком подло со стороны судьбы. Даже не дать ей этого чертового шанса! Ведь если бы шанс был, Петра его не упустила бы. Она была бы сейчас жива.
- Если бы вы лучше выполняли свои обязанности, этого бы не случилось!
Мир на мгновение остановился. Если бы он лучше выполнял свои обязанности… Леви даже не нашелся, что ответить. Микаса права, если бы он лучше выполнял свои обязанности… Этого бы не случилось. Петра была бы жива! Эрд, Гюнтер, Ауруо, они тоже могли бы быть живы! Многие могли бы выжить. Только если бы он лучше выполнял свои обязанности. Если бы лучше владел собой. Если бы больше выкладывался, если бы тренировался на пару часов дольше и на пару порядков усерднее, был бы сильнее, быстрее. Если бы… Он должен был, должен был делать больше, и сейчас должен был держать себя в руках и трезво оценивать ситуацию. Внимательно смотреть по сторонам, следить за Микасой, рвущейся в бой, и выбросить из головы сентиментальные сопли. Не быть размазней.
Микаса! Опять его голова оказалась забита всем тем, чем не надо. Опять он видит лишь мертвую Петру. В последний момент Леви заметил ошибку Микасы, в последний момент оттолкнул, врезаясь ногами в жесткую и горячую руку. Через ногу и позвоночник боль пыточным разрядом ударила в мозг. На секунду Леви показалось, что сейчас его голова взорвется и он упадет замертво, оставив Микасу наедине с женщиной-титаном. Но нет. Голова не взорвалась, а нестерпимая боль несколько отрезвила. Если не будет думать о сражении, если не отложит переживания, если все так же будет думать о смерти Петры, он окажется виновным еще и в смерти Микасы, в похищении женской особью Эрена и, скорее всего, его дальнейшей гибели.
Маневрировать было больно. Находясь в воздухе, Леви больше привык опираться на ноги, чем переносить вес на бедра, а потому сейчас едва удерживал себя от того, чтобы нахрен не остаться здесь на съедение титанам. Кажется, он не просто сильно ушиб ногу. Но что бы там ни было, возвращаться к своим все же было надо. И тащить Эрена тоже было надо. А это – лишний вес, лишняя боль, от которой и так ресницы мокрые помимо его воли.
Когда они вернулись к остаткам основных сил, повозки уже были полны трупов. Кое-где можно было видеть раненых. У них было еще немного времени, прежде чем Ирвин даст приказ выдвигаться обратно. Леви с трудом представлял себе, как он сможет держаться на лошади с такой ногой, однако первостепенной проблемой оказалось приземление. Микаса спрыгнула на землю спокойно, а вот Ривай, обремененный бессознательным Эреном, не ожидавший, что нога при приземлении отзовется такой болью, шмякнулся на траву, кубарем пропахав по земле несколько метров. На глазах у всего легиона. Терпимо физически, но вот морально… когда и так нервы на пределе...
***
- Ничего не говори, - заранее огрызнулся Леви, едва только Ирвин подошел. Он знал, что командору сейчас намного хуже, чем ему. Но Ирвин всегда умел… впрочем, раньше и Леви всегда умел. Оставаться спокойным, что бы ни произошло. Держать себя в руках. Понимать, что эти смерти, эти потери, все это – это надо.
- Не буду.
Кажется, Ирвин сегодня не потерял над собой контроля в отличие от Леви. Остался прежним. Выдержал. И Ривай бы завидовал ему, если бы в груди не скреблась уничтожающая боль, если бы все не было так плохо, если бы не мутило от понимания потери, если бы не хотелось выть, кричать, кататься по земле, раздирая ногтями кожу. Если бы не хотелось вскрыть грудную клетку, вырезать сердце и выкинуть его куда подальше. Чтобы, тварь, не чувствовало больше, чтобы не любило и не страдало! Если бы ресницы не были мокрыми.
- Что с ногой? – все-таки спросил через некоторое время Ирвин. Кажется, понимал, что чувствует Ривай и пытался отвлечь.
- Повредил.
- Может, в повозке поедешь?
Леви посмотрел на командора испепеляющим взглядом. Счаз! Поедет он! Как же! И так уже хуже некуда. Сработал, называется, лучший солдат человечества! Нет, он поедет на лошади. Потерпит. И вообще, не так уж ему и больно. Физическая боль она… фигня.
Нервно сглотнув и запрокинув голову, чтобы не дай Бог из глаза не выкатилась напрашивающаяся слеза, Леви сам не зная почему признался Ирвину. Просто хотел, чтобы тот единственный человек, который знал об их с Петрой отношениях, тоже знал… знал, что…
- Она была беременна.
Теперь и Ирвин не смог удержать себя руках. Казалось, он готов был врезать Риваю так, чтобы на всю жизнь запомнил, чтобы знал, что если в смерти Перты он невиновен, то вот смерть его не родившегося ребенка на его и только его совести. Но не врезал. Понял, что Леви и сам все знает. Только выдохнул, сжал кулаки и, вцепившись в него взглядом, спросил:
- Почему ты позволил ей идти в экспедицию? Мне не сказал? Осталась бы в безопасности...
«Потому что она этого не хотела. А я послушал ее. Поверил в свои и ее силы. Не надо было».
Ирвину Леви не ответил. Посмотрел полубезумным взглядом и, спрыгнув с борта повозки и едва не упав при приземлении, похромал к своей лошади, всем своим видом стараясь показать, что нет, мол, ему не больно.
Получалось обратное.
