Хента́й (яп. «извращение») — жанр японской анимации (аниме), комиксов (манги), а также изображений соответствующей стилистики, основным элементом которых являются содержащиеся в них эротические или порнографические сцены.
Автор:глюцифер Бета: Rorupan Название: Клуб анонимных сексоголиков Фендом:Shingeki no Kyojin Дисклеймер: Хадзимэ Исаяма Пейринг: Леви/Эрен, Эрвин/Эрен, Эрвин/Леви. Также Райнер/Эрен, Эрен/ОЖП, Микаса|Эрен, Эрен/Марко, etc. Жанр: Гет, Слэш (яой), Романтика, Юмор, Повседневность, POV, AU, Учебные заведения, Любовь/Ненависть Рейтинг: NC-17 Размер: Миди Статус: в поцессе Размещение: с разрешения автора Предупреждения: OOC, Насилие, Нецензурная лексика, ОМП, ОЖП От автора: В шапке логичнее было бы указать пейринг куча народу/Эрен и Эрен/куча народу. Я не знаю, под какими спайсами была, когда придумала и написала это. Трэш, угар, содомия, беспорядочные половые связи. Лучше всего читать под дискографию Arctic Monkeys. Описание: Здорово, неудачники. Я - Эрен Йегер, а этот угрюмый коротышка - мой новый напарник Леви Аккерман, и сегодня мы будем мстить бывшим. Коварно мстить.Первый признак шизофрении. — Имя у него необычное, — выдает Армин, дослушав мой рассказ. — Кстати, тебе разве не к первой паре?
Я взираю на него в немом ужасе: из всего трэша, что я только что поведал, его заинтересовало только чертово имя и не опоздаю ли я на лекцию?
— Ты понимаешь, что у меня здесь филиал кино «Притворись моей женой»? — негодую я, размахивая руками, как ветряная мельница.
Когда меня переполняют эмоции, я перестаю контролировать свою жестикуляцию и могу ненароком кого-нибудь покалечить или разбить что-нибудь ценное. Говорю не метафоры ради, такое действительно случалось.
— А что, я должен был удивиться? — Арлерт пожимает плечами, придвигает к себе мой стакан с соком и нагло выдувает половину, противно хлюпая трубочкой.
Порой мне хочется врезать ему за это напускное безразличие. Серьезно, Армин — мой друг детства, вообще единственный друг мужского пола, который еще не побывал в моей постели, и поэтому я доверяю ему больше, чем себе. Но у него, как и у всех гениев, свои сдвиги. Он учится в Университете Чикаго на факультете ядерной физики и большую часть времени ничего, кроме своих обожаемых моделей и расчетов, не замечает. Я вообще удивляюсь, как он еще не отрекся от всего мирского и не ушел в какой-то особый монастырь для физиков-ядерщиков, в котором наверняка состоят его очкастые бородатые приятели в джинсах, стиранных еще во времена динозавров.
— Понятия не имею, что теперь делать, — вздыхаю я и устраиваю голову на скрещенных руках, отрешенно глядя в окно. — Мне на полном серьезе начинал нравиться декан. Я даже подумывал забросить свои похождения и остаться с ним на какое-то время.
— Не все то золото, что блестит, — глубокомысленно изрекает Армин, возвращая мне пустой стакан. — Ты ведь уже не первый раз с таким сталкиваешься.
— Да знаю, — отмахиваюсь. — Еще и Леви со своими сделками. Мне вот кажется, что я его где-то видел…
— Может, в клубе, — предполагает Арлерт. — Татуировки, говоришь? Хм. Знаю я одного Леви с татуировками.
— Правда? — мгновенно оживаю я. — Такой чернявый, мелкий и злобный?
— Не в курсе насчет злобного, — Армин начинает копаться в своем рюкзаке в поисках мобильного. — Но среди успешных студентов Иллинойского университета был парень, который разбирался в экономике не хуже Маркса, выигрывал международные конкурсы, защитил кандидатскую, а потом его выперли из-за масштабного скандала. Не помню, какого конкретно.
— Я знаком с ним от силы сутки, но на сто процентов уверен — мы говорим об одном и том же Леви, — заявляю убежденно. — Ладно, черт с ним. Хочешь съездить на каток?
— С Микасой?
— Само собой.
— Хочу. Тогда до вечера.
***
В Кодексе чести Эрена Йегера — всего три правила. Не браться за работу, которая не вдохновляет; не трахать тех, кто в тебя влюблен; не трахать тех, кто уже занят. Последние два сформировались после нескольких неприятных случаев, которые я не очень люблю вспоминать.
Микаса Аккерман, одна из самых горячих девушек Чикаго по версии всех, кто ее знал, очень некстати влюбилась в меня, когда мы еще учились в средней школе. Тогда я воспринимал ее исключительно как друга, потому что она была настоящим Терминатором в юбке и лупила старшеклассников, что повадились вытряхивать из меня карманные деньги. Чуть позже, будучи еще более эмоционально нестабильным, чем сейчас, переполненным гормонами подростком, я решил предложить ей встречаться. В итоге получил кучу скандалов, ревности, вывихнутую челюсть, и еще год мы игнорировали друг друга, словно незнакомцы. Даже не здоровались в кафетерии. Поскольку Микасу я любил исключительно по-дружески, ее безумия на пустом месте и разрушительные в своей огромной силе чувства меня пугали и удивляли. Я просто не понимал этого.
Смешно: человек, сменивший за три года больше сотни партнеров, никогда не влюблялся. Честно, я даже не убивался по героиням марвеловских комиксов в обтягивающих и совсем не геройских костюмах. Иногда мне кажется, что я какой-то бракованный. Всем людям при рождении встроили любилку, а мне нет. Маму я люблю, конечно, и отца, наверное, тоже, а еще «Звездные войны», Ван Гога и сладкий кофе, но это не та любовь. Не как в книжках и даже не как в историях на шоу Опры. И мне неловко принимать чужие чувства, не давая ничего в ответ, поэтому как только ощущаю привязанность, заботу или замечаю СМС-ки «с добрым утром, солнышко», мгновенно испаряюсь, стираю все имена, явки, пароли и больше никогда не появляюсь на горизонте. Ни к чему заставлять других людей страдать из-за моей неправильности.
Это, кстати, одна из причин, по которой я избегаю парней и девушек, что уже с кем-то встречаются. Во-первых, портить чужие отношения — подло и мерзко. Во-вторых, из-за этого у меня долгое время были огромные проблемы. Парни из бейсбольной команды не раз пытались подловить меня в темном переулке и отделать, как Бог черепаху, потому что я трахал их девчонок. Учитель биологии испортил мне аттестат, потому что я поимел его благочестивую дочку на чердаке его же дома, пока он смотрел CSI в гостиной на первом этаже. Однажды я провалялся в больнице целый месяц со сломанной ключицей, так как решил переспать со школьным айтишником Марко. Кто же знал, что мой заклятый друг Кирштайн давно и по уши в него втрескался. Я не учел, что Жан, охваченный ревностью, превращается в чудовище без тормозов: он ворвался в кабинет, увидел Марко без рубашки и мои руки на его заднице, выломал ножку стола — металлическую, черт возьми — и на полном серьезе попытался меня убить. Я бы Жану навалял, наверное, но на шум прибежал охранник, и гладиаторские бои спешно окончились.
На самом деле, никому бы я не навалял. Драться я люблю, но совершенно не умею, мне просто нравится ловить всплеск адреналина и мутузить кулаками орущее матерящееся тело, пытающееся ударить меня в ответ. В тот момент я не на шутку испугался за свою жизнь: Кирштайн был похож на маньяка и ненароком мог проломить мне черепушку за своего Ромео. Кстати, не знаю, срослось ли у них потом. На месте Марко я бы и на километр не подошел к этому психу, но фетиши у каждого свои.
Хорошо, что время сглаживает большинство острых углов. С Микасой мы лучшие друзья — помирились, теперь учимся вместе. Жан даже здоровается, когда по утрам встречает меня на автобусной остановке, и пару раз мы знатно напивались на вечеринках. Все в итоге налаживается. Мне бы стоило быть осторожнее в своих приключениях, но живем, как ни крути, один раз, поэтому я продолжаю творить аморальные с точки зрения некоторых ханжей вещи, следуя лишь трем простым правилам, и получаю непередаваемое удовольствие.
С Эрвином все-таки вышел просчет. Этот просчет дожидается меня на парковке возле учебного корпуса, заткнув уши наушниками, и с крайне скучающим видом разглядывает проносящиеся мимо машины. Смит подъезжает в тот самый момент, когда я пересекаю стоянку, направляясь к Леви. Приходится сделать наигранно радостное лицо. Он, заметив краем глаза черный Харлей, расплывается в приветливой улыбке — жутковатое зрелище, учитывая, что выглядит Леви, как серийный убийца — и бросается ко мне с объятиями.
Это… внезапно. Я раскидываю руки, позволяя ему прижаться ко мне, и, по только что выдуманному сценарию, чмокаю в колючую холодную щеку. Декан смотрит прямо на нас, сжимая в пальцах край шлема, и, похоже, действительно шокирован — даже не пытается пригладить растрепанные волосы.
— Сделай вид, что говоришь мне что-нибудь милое, черт тебя дери, — улыбаясь еще шире, шипит Леви и обвивает меня руками за шею. — Он идет сюда?
— Э… нет, — я провожаю взглядом стремительно удаляющуюся фигуру в кожаной куртке, но не спешу отпускать его. — Зашел в холл.
У Леви совершенно точно шикарная задница. Воспользовавшись положением, я успел пощупать и поглазеть. Недовольно цокнув языком, он выкручивается из моих рук и, выудив из сумки-почтальонки пачку дезинфицирующих салфеток, принимается брезгливо оттирать ладони. Меня это неожиданно коробит.
— Что, настолько противно? — спрашиваю с напускной издевкой.
— Просто люблю чистоту, — пожимает плечами, даже не подняв головы. — А у тебя шея потная.
— Все люди потеют, представь себе! — отчего-то меня злит его бесстрастный тон и неуместная прямота. — Ты, кстати, тоже!
— Да, но не как перевозбудившийся юнец в самом расцвете пубертатного возраста, — отбривает Леви, наконец, удостаивая меня взглядом.
Долгим, ничего не выражающим взглядом, серым и тусклым, как октябрьское небо над городом. Мне вдруг становится невыносимо холодно.
— Свободен, Йегер, — он кивает на прощание и удаляется в неизвестном направлении.
— Постой! — ору я на всю улицу.
— Чего? — дождавшись, пока подбегу, раздраженно бросает Леви.
— Откуда ты знаешь мою фамилию?
— Я еще и имя твое знаю, малолетка. Читал сообщения на телефоне Смита. Пошлости ты писать горазд.
Мне кажется, что он сейчас пырнет меня ножом или просто свернет мне шею.
— А я твою фамилию не знаю, — ляпаю зачем-то.
— Она тебе ни к чему.
***
Он не дает мне покоя весь день. Сидя на унылой лекции по полит.экономике, я ловлю себя на том, что пытаюсь вспомнить рисунок на его предплечье и изобразить хотя бы примерно на полях тетради. Любопытно все-таки, у него вся спина забита, как у якудза, или только плечо?
Декана я демонстративно игнорирую и прокручиваю в голове полные ядовитого сарказма диалоги, в которых он пытается оправдаться, а я обличаю его ложь и хлопаю дверью на прощание. Или не хлопаю — в этом случае фантазия заносит меня в какие-то развратные дебри, где Смит трахает меня на своем столе, смахнув на пол все бумаги и прочую дребедень. Такой сценарий мне по душе, но сразу вспоминается Леви, его увесистый кулак у самого носа, и я понимаю, что просто сломанной ключицей не отделаюсь. В конце концов, мы заключили сделку. Я привык держать слово.
Что-то в этом парне есть, определенно. Не знаю, почему, но мне хочется разузнать о нем больше. Сколько ему лет, где работает или учится, чем занимается в свободное время. Он не производит впечатления заурядной личности, хотя при других обстоятельствах я бы не стал с ним связываться — вокруг Леви витает такая отчетливая, густая и темная аура опасности, что только дурак ее не почует. Вопреки расхожему мнению, я дураком не был.
Вечером я приезжаю в большой спортивный центр на окраине города, где находится не только лучший каток в Чикаго, но и самая уютная кофейня на всей Земле. Там я и встречаю Микасу с Армином — пока первая делает заказ, второй, нацепив на нос очки, увлеченно читает какую-то книгу. Я мельком гляжу на обложку. «Краткая история времени», кто бы сомневался. Арлерт ее уже в сотый раз перечитывает, наверное.
— Господа, — киваю ему в знак приветствия, получаю в ответ рассеянное «ага» и поворачиваюсь к Аккерман:
— Дамы.
— Пижон, — хмыкает она, пододвигаясь и уступая мне место рядом.
Я прошу официанта принести мне мятного чаю и снова переключаю внимание на Микасу. Та выглядит какой-то потерянной и немного недовольной.
— Что-то случилось? — спрашиваю осторожно.
— Маленькая катастрофа. Причем маленькая исключительно в плане роста, — она скрещивает руки на груди. — Мой кузен, дьявол его забери, теперь живет у меня, потому что счет за квартиру он просрочил полгода назад, а податься ему больше некуда.
Честно говоря, я даже не знал, что у Микасы есть кузен. Родня у нее без преувеличения огромная, и запомнить всех своих многочисленных братьев, сестер, дядей и теть не может даже она сама.
— Дай угадаю: разбрасывает грязные носки по дому и не моет за собой посуду? — с ноткой сочувствия в голосе интересуюсь я.
— Если бы, — Аккерман нервно хрустит пальцами. — У него как будто какой-то сдвиг на почве чистоты: за несколько часов вылизал до блеска все три комнаты, уборную и даже кладовку, в которой никто не убирал со времен Гражданской войны. Теперь ходит по дому и тыкает меня носом в каждую оставленную у компьютера чашку или висящую на спинке стула майку. То вымой, это прибери. Генерал Чистоплюй, блин.
Давно я не видел ее такой злой. Когда Микаса выходит из себя, у нее прослеживается три стадии гнева: эмоциональная, когда она повышает голос и активно жестикулирует, угрожающая, когда она сжимает кулаки и тихо ругается сквозь зубы, и чертов апокалипсис — когда она максимально спокойным тоном говорит, что хочет кого-то убить. Лучше убираться куда подальше еще на первой стадии, а сейчас я имею честь наблюдать вторую — и это не предвещает ничего хорошего.
— Мания чистоты называется рипофобией, — раздается из-за книжки. — Или же является признаком шизофрении, что кажется мне маловероятным, но мало ли.
— По-моему, рипофобия — не главная проблема моего чокнутого кузена, — замечает Аккерман. — Не удивлюсь, если он прячет в принтере пакет травки или закапывает трупы в парке на заказ.
Мне, наконец, приносят чай. Микаса продолжает рассказывать о житие-бытие в компании новоиспеченного соседа, Армин осуждающе поглядывает на нее поверх потрепанной обложки, а я вдруг вспоминаю, как Леви сегодня утром дезинфицировал руки после наших вынужденных объятий. Интересно, он бы спелся с двоюродным братом Аккерман или они уничтожили бы друг друга, устроив коллапс вселенского масштаба?
Категория: Гет | Добавил: Ohiko (24.05.2016)
| Автор: глюцифер
